Джанет Битон - Стрела Купидона
Уолтер Фередэй ждал ее в фойе. Он выглядел щеголевато в бежевых узких брюках и светлой рубашке. Спиро, стоявший за стойкой, пожелал им приятного вечера. Ника нигде не было видно, и Эмма представила себе, как, наверное, разочарован Уолтер, что ему не представилась возможность поддеть его, прогуливая перед ним свою даму. Это ни в малейшей степени не впечатлило бы Ника Уоррендера, но Уолтер не мог знать этого.
Она вывела машину на дорогу, нервничая от того, что ей придется вести машину по правой стороне после наступления темноты. «Забудь тот, другой, раз», — сказала она себе, вспомнив, как они неслись через ночь, слившись в единое целое, на мотоцикле Ника Уоррендера.
Аджио Стефанос был ярко освещен и хлопотлив. Найти место для парковки оказалось делом нелегким. Она проехала вверх по одной крутой улочке и спустилась по другой, и, наконец, нашла место рядом с домами.
— Нам придется далеко ковылять на своих двоих, — проворчал Уолтер, высвобождая свои длинные ноги из машины.
— Ты мог бы сделать это лучше? — спросила она. — Давай, пойдем. Небольшая прогулка нам не повредит.
Ей не хотелось идти на дискотеку Дамьена ни в малейшей степени. Но сейчас, когда они уже были здесь, ей захотелось повеселиться, сбросить с себя гнетущее напряжение последних дней. Ночью в греческом городке всегда забавно прогуляться.
Толпа неторопливо двигалась, растекаясь от набережной по узким улочкам, чтобы быть осыпанной криками водителей машин и мотоциклов, которые пытались объехать ее по краю. Магазины сверкали огнями, витрины были полны заманчивых вещиц: драгоценностей, ярких ковриков великолепных расцветок, одежда, украшенная вышивкой, кружева, товары для туристов — воспроизведенные в миниатюре знаменитые греческие статуи из мрамора и бронзы, посуда, стилизованная под минойскую, иконы. Иконы! Она остановилась. Религиозная живопись на доске выполнялась теми же художниками, что писали фрески на стенах древних храмов.
Уолтер остановился вместе с ней.
— Нечто особенное привлекло твое внимание?
— Когда ты возишь повсюду свою группу, куда ты ведешь их смотреть фрески?
— Фрески? В монастырь Топлоу, я думаю. Панагия Кера считается чем-то необыкновенным. Это рядом с городом Крица.
— Я полагаю, есть и другие?
— Боже мой, конечно есть. Весь остров утыкан старыми церквями. Слушай, мы идем к Дамьену или нет?
У Дамьена, однако, вход наполовину тонул во мраке.
— Что такое? — спросил Уолтер на входе.
Голос из темноты ответил:
— Греческая ночь, милейший. Уолтер застонал.
— То и дело Дамьен устраивает это. Собирает своих вульгарных приятелей с бузуки и гитарами потанцевать то, что он называет настоящими танцами.
— Ты имеешь в виду «rebetika», — живо откликнулась Эмма. Это были не те синтетические народные пляски, которыми подчевали туристов. — Как чудесно! Я не участвовала в этом давным-давно.
Уолтер следовал за ней, когда она вступила внутрь, покачивая головой в ритм мягкой мелодии бузуки. Все было совсем по-другому, чем в прошлый раз. Свет был приглушен как и тогда, но сейчас не было искрящихся световых пятен всех цветов, бушующих на полу. Столы были отодвинуты и расставлены широким полукругом, оставляя открытое пространство, позади которого расположились музыканты. Столы стояли плотно, но между ними люди сидели прямо на полу, скрестив ноги. Эмма увидела нескольких посетителей-иностранцев вроде них самих, но большая часть аудитории были греки. Пробравшись вдоль стены, Эмма нашла место, где она и Уолтер могли сесть. Она заметила его гримасу, когда он позволил своим тщательно отутюженным брюкам соприкоснуться с полом.
Двое музыкантов были с гитарами и трое с бузуки. Темп музыки ускорялся, ощущение напряжения нарастало. И тогда из темноты выступил человек. Он был крепко сложен, в джинсах, внешне неуклюжий человек — темноволосый и с усами. Глаза в пол, руки свободно висят вдоль тела, он начал двигаться легко, поначалу медленно, щелкая пальцами в такт внутреннему ритму, которому за ним следовали музыканты. Рисунок его танца стал усложняться. Он обходил кругами все время одну и ту же точку на полу, двигаясь теперь гораздо быстрее. Музыка едва поспевала за ним. Вдруг он подскочил в воздух, ударил себя ладонями по пяткам, подпрыгнул еще и еще раз, потом внезапно перешел на спокойный ритм, с которого начинал. Наконец, совсем замедлил движение и застыл неподвижно, склонив голову. Музыка умолкла, и танцор отошел назад в тень.
Эмма повернулась к Уолтеру. Через разразившийся гвалт она сказала:
«Он танцевал zebekiko, танцевал для себя. Понимаешь, это — kefi, сильные эмоции, которые должны найти выход…».
Странно почувствовав на себе чей-то взгляд, Эмма огляделась. Официанты носились между столиков, разнося retsina и ouzo. Музыканты настраивали инструменты. И тогда она увидела его за столом так близко, что он, должно быть, услышал ее… Ника Уоррендера, сидящего рядом с темноволосым греком и человеком, который, судя по длине и цвету волос, был Дамьеном. Белые сатиновые панталоны Дамьена сегодня уступили место джинсам.
Музыканты заиграли снова. На середину площадки выскочили в танце двое молодых парней. На головах у них были стаканы с вином. Это было настоящее зрелище. Аудитория взорвалась аплодисментами. Танец следовал за танцем. Один танцор в кульминационный момент вскочил на стол. Потом музыка изменилась, и Эмма узнала мелодию hassapiko. В этом танце двое или трое мужчин должны были двигаться, положив руки друг другу на плечи, и сменять ритм шагов, подчиняясь давлению левой руки ведущего на плечо партнера.
Восхищенная, Эмма наблюдала, и в памяти всплывали картины детства, когда греки — друзья ее родителей — танцевали. Дрожь пробежала по ее телу, когда она увидела следующих танцоров, выходивших на площадку. Это был грек из-за соседнего столика, Дамьен и Ник Уоррендер. Едва дыша, она смотрела, как трое мужчин двигаются в медленном красивом ритме hassapiko. Они танцевали, положив руки друг другу на плечи. Ноги чуть согнуты, тела склонены, их сосредоточенность казалась близкой и напряженной и производила впечатление сжатой пружины. Музыка взлетала и падала каскадом вместе с их шагами. И затем, сдерживаемое напряжение прорвалось. Они прыгнули в разные стороны. Темноволосый грек похлопал Ника по плечу.
Музыка начала ускоряться. Через гром аплодисментов кто-то выкрикнул: «Sirtakil». Это был танец, в котором мог участвовать любой. Все повскакали на ноги, Эмма поспешно поднялась.
Рядом с ней Уолтер произнес:
