Елена Булганова - Мамина дочка
В центре города мама вышла из автобуса и торопливо зашагала по Невскому. Прячась, как заправская шпионка, за спинами прохожих, я бежала за ней. На мое счастье, в эти утренние часы проспект просто бурлил людьми. Потом мы свернули в какую-то подворотню, там мама уверенно толкнула железную дверь, ведущую в полуподвальное помещение. Я замешкалась: ведь я представить не могла, что находится за этой дверью. Возможно, там я нос к носу столкнусь с мамой, и мне будет сложно объяснить ей эту слежку. Выждав минут пять, я все-таки открыла дверь.
Я увидела длинный коридор, запруженный людьми. Люди сидели и стояли вдоль ядовитых розовых стен. Здесь пахло потом, плесенью, медикаментами и еще чем-то тяжелым, возможно страхом. От главного коридора отходили другие коридоры, наполненные людьми, как стручки горохом. Под одним из кабинетов я увидела свою маму. Она стояла у стены, но к ней не прислонялась. Стояла, независимо вскинув голову и подчеркнуто держа спину. Она постояла минуты две, потом достала из сумки пачку сигарет и пошла куда-то вглубь. Наверное, там был туалет. Тогда я вышла из-за угла и посмотрела на табличку на дверях. В глазах у меня потемнело…
Я поспешила выйти из здания. Чего хорошего, — если мама вернется и обнаружит меня в полуобморочном состоянии? Но далеко я не ушла, затаилась в скверике. Проторчала там очень долго. Видела, как через несколько часов вышла и направилась к проспекту моя мама. Теперь я могла зайти внутрь и немного согреться. А еще через час из кабинета торопливым шагом вышел распаренный мужчина в белом халате. К нему сразу со всех сторон метнулись люди из очереди. Но доктор несколькими фразами осадил страждущих. И пошел к выходу, глядя сквозь толпу остановившимся взглядом.
Я шла за ним по пятам. Доктор вышел в сквер, как был, в одном халате, и тут же жадно припал к сигарете. Я дала ему сделать несколько затяжек. Потом подошла и стала рядом.
— Доктор, я хочу спросить…
— Что вам? — гневно глянул на меня мужчина. — Неужели нельзя подождать хотя бы немного?
— Я жду с раннего утра.
— Ну и где ваша очередь? Еще не подошла?
— Доктор, я не занимала очередь. Я хочу спросить вас о маме. Она была у вас сегодня.
— Девушка, передо мной сегодня прошли десятки людей!
Но меня не так просто было сбить. Я протянула ему амбулаторную карту, которую догадалась полулегально получить в регистратуре.
Мужчина нехотя глянул в нее, перелистал. Я стояла рядом и машинально придерживала его за рукав. Накрахмаленная материя хрустела под моими пальцами.
— Девушка, — сказал врач, меряя меня укоризненным взглядом. — Если ваша мама не хочет обсуждать с вами свое состояние, вам стоило бы уважать ее чувства.
— Я понимаю, — с готовностью закивала я. — Но ведь я все равно уже узнала… Я хочу поговорить с вами, как родственница, понимаете? Я хочу знать всю правду. Я не уверена, что эту правду расскажет мне мама.
Доктор выразительно вздохнул, потом произнес куда-то в сторону:
— Ничего обнадеживающего я вам сказать не могу.
— Скажите как есть.
— Ладно, пойдемте. — Врач потянул меня в сторону полуподвала.
Плечо к плечу мы дошли до другого кабинета в торце коридора, доктор открыл его своим ключом. В кабинете было тихо и свежо. Доктор показал мне рукой на диван, сам с тяжким покряхтыванием опустился на стул и начал говорить:
— К сожалению, ваша мама обратилась к нам слишком поздно. В таком состоянии уже почти ничего невозможно сделать.
Я тут же вцепилась в это «почти».
— А что можно? Можно сделать операцию, да?
Доктор сжал губы в нитку, потрусил головой, как собака после купания:
— Риск очень велик. Сразу вам скажу, что в нашем центре такая операция сделана не будет.
— Но почему?
— Я вам сказал. Надежда на положительный исход микроскопична. Никто не захочет брать на себя такую ответственность.
— Что же вы делаете с такими больными? — спросила я, изо всех сил загоняя назад слезы.
Врач развел руками:
— Мы их выписываем. Под присмотр по месту прописки.
— А если за границу?
— Утопия, — сказал как отрезал врач. — Да, года два назад я бы вам сказал: если есть деньги, дерзайте, пробуйте. А сейчас в наших клиниках все это есть: и оборудование, и лекарства. И все импортные возможности мы знаем не хуже, чем свои. Тамошние отличные хирурги могут и не захотеть связываться с заведомо безнадежным случаем, а другие возьмутся, но не факт, что помогут. В общем, у нас вы столкнетесь с тем же самым, так что не советую тратить время и деньги. Кто знает, может, вам и повезет…
Доктор скептически поморщился, всем видом показывая, что шанс минимален. Но я была ему благодарна даже за такое допущение.
Вторая половина дня слабо сохранилась в моей памяти. В институт я не ходила — значит, бродила где-то по городу. Теперь все стало на свои места, даже самые невероятные вещи сделались понятными. Так, мне было ясно, почему мама встречалась с Марком. Ведь он, как ни крути, мой родственник, а мама очень боялась, что я останусь на этом свете одна. Бедная моя, наивная мамочка, неужели не понимала, что я никогда не стану общаться с этой так называемой родней! К тому же я не собиралась сдаваться! Завтра же поговорю с дядей Сашей, может, он знает, где можно найти хорошего хирурга. Заодно прощупаю, можно ли попросить у него денег в долг, наверняка потребуются большие затраты.
Я пришла домой и сразу легла в постель. Мамы еще не было, а я не хотела, чтобы она видела мое лицо в этот вечер. Боялась, что не сдержусь, разрыдаюсь. Вот если появится хоть какая-то надежда, мне будет легче контролировать себя. Ведь самое страшное — это осознание собственной беспомощности.
Не помню, чтобы в ту ночь мне снились какие-то руководящие сны. Но, проснувшись, я четко знала, что мне делать. Как будто Господь в уши нашептал. Я дождалась, когда мама уйдет на работу, вытащила из-под подушки и засунула в сумку ее медицинскую карту, прихваченную вчера из диспансера. Потом вымыла волосы и поехала в свой родной город.
В полдень я уже входила в кабинет главврача. Все в этот день складывалось удачно: у Левитина был неприемный день, он в своем кабинете разбирал какие-то документы, а я даже не стала спрашивать разрешения. Просто открыла дверь и вошла в небольшой квадратный кабинет, заставленный стеллажами с книгами и просто бумагами. Леонид Анатольевич сидел за столом, тоже наполовину скрытый кипами бумаги. На незваную посетительницу посмотрел без раздражения, скорее, с любопытством.
— Здравствуйте, — сказала я.
Леонид Анатольевич прищурился близоруко, потом вдруг быстро-быстро моргнул пару раз — ресницы у него были как у Марка — и ответил:
