Натали де Рамон - Устрицы и белое вино
Конечно, и средиземноморские воды, и лукавые взоры Шарля сделали свое дело, однако комочек неприятных предчувствий все еще копошился где-то внутри меня. Но одного взгляда на кретинскую афишу, на потрепанный брезент шапито, на скопище жалких вагончиков за ним, обнесенных подобием забора среди серого песка, на какие-то грязные выцветшие флажки и обглоданные гирлянды воздушных шариков у входа оказалось достаточно, чтобы я почувствовала себя в полной безопасности.
– Вот будет потеха, братец, если укротитель – действительно Гаврош с кнутом, – сказала Марьет.
– Ага, трогательная встреча двадцать лет спустя, – фыркнул Шарль. – Не болтай ерунды, Мари.
– А вдруг? – игриво предположила я, ощущая прилив беззаботности. – Собрание легенд семейства Бутьи пополнится еще одной историей, не менее увлекательной, чем мадагаскарские приключения! – И с видом экскурсовода я показала рукой на афишу. – Исследователям пока неизвестно, кто такие гвардейцы, зато сэр Кусипий Кресел наглядно иллюстрирует процесс колонизации Цезарем Британии.
– На радость нашей маме, – хохотнула Марьет, – с ее конными статуями античной работы.
– Которые, как известно, в достаточных количествах украшали цирк Нерона, – добавила я.
– Ох, и в опасное дело мы ввязались, дамы, как бы нас всех не кинули тиграм на растерзание! – сказал Шарль. – Может, вернемся домой, пока не поздно?
– Ты только посмотри на моего братика, Вив! До чего же трусливый. Или между тобой и сэром Кусипием Креселом существует страшная тайна?
– Ну тебя, Марьет. Какая еще тайна? И с чего ты взяла, что тот мальчик и этот звероподобный сэр – одно и то же лицо?
– Ты забыл? Папа видел сон. Страшный и ужасный! Помнишь, каким он был, когда проснулся?
Поль не хотел рассказывать сон, но Марьет так пристала к нему на пляже, что он, смущаясь, поведал следующее. Будто бы он на приеме у дантиста, и тот по одному вынимает у него зубы, прополаскивает в миске, изготовленной из человеческого черепа, и вставляет обратно. Лица дантиста Поль не рассмотрел, однако хорошо запомнил руки – на них было по шесть пальцев! – когда дантист поднес зеркальце, чтобы пациент смог полюбоваться его работой. И в зеркале Поль увидел, что теперь у него не тридцать два отпущенных человеку природой зуба – впрочем, на самом деле природных зубов у мсье Бутьи в настоящее время восемнадцать, уж я-то знаю точно, – а несметное количество, причем в несколько рядов!
– Зря ты расстроился, дорогой, это к прибыли, – успокоила мужа Катрин.
– Хорошенькая прибыль! Я ведь от огорчения покусал дантиста! Представляешь, я, – Поль потыкал себя пальцем в волосатую грудь, – искусал человека до крови! Да еще дантиста! Уму непостижимо! Что подумает обо мне Вив? Я покусал ее коллегу!
– Что отец ее жениха – вампир. – Марьет пожала плечами. – Ничего особенного, пап.
Глава 14, в которой мы оставили сонного щенка в машине
Со стороны цирковых вагончиков протрубил слон. Ему недружно ответили тропические голоса других животных.
– А малыш не испугается, когда проснется один? – волновался Шарль.
– Навестишь его в антракте, – сказал Поль. – Они вряд ли пускают с собаками на представление.
Мы подошли к импровизированной кассе: на ящике за складным столиком торговал билетами разморенный от жары лысый клоун. Его стеганый лоскутный комбинезон исключительно подходил для ночевок в снегу. Парик и колпак висели за его плечами как сомбреро. Шарль спросил, можно ли взять с собой щенка. Клоун посмотрел на него, как на душевнобольного, и гнусаво изрек в накладной нос:
– У нас своих зверюшек хватает. И не курите в шатре. Огнетушителей на вас не напасешься. Билетов сколько?
– Шесть. – Шарль протянул сотенную бумажку. – Взрослых.
– А детских? – Клоун пристально изучал купюру, вертя ее так и сяк и разглядывая на свет.
– Вы что, не видите, мы без детей! – взорвалась Марьет. – И деньги мы не сами печатаем!
– А почем я знаю? – хмыкнул клоун, отправляя купюру в металлическую коробочку, и принялся отсчитывать билеты. – Многие без детей подходят, потом глядишь – а по сопляку на каждом колене!
– Вы не очень-то приветливы, милейший, – начала Катрин.
– Шарль, забери у него деньги, – веско сказал Поль. – И пошли отсюда.
– Папа! До чего же ты серьезный! – разулыбалась Марьет. – Будем вспоминать, посмеемся! В бродячем цирке и должен быть пьяный клоун! Экзотика!
– Я пьяный? – Служитель искусства грузно отодвинулся вместе с ящиком. – Ты на себя-то посмотри, шалашовка!
– Что? – В следующую секунду Симон уже схватил грубияна за грудки; шаткий столик упал, сложив ножки. – Что ты сказал?
– Да пошел ты, подкидыш!
Клоун предпринял попытку врезать Симону локтем, но неудобный наряд мешал и удар не получился нужной силы. Зато Симон не был стеснен в движениях и вмазал обидчику Марьет так, что тот, описав в воздухе дугу, приземлился в метрах трех на спину. Однако тут же поднялся, потряс головой и двинулся на Симона. Симон принял боксерскую стойку.
– Врежь ему, врежь, дядя Бобо! – раздалось со всех сторон.
Другие подбадривали Симона:
– Не сдавайся, парень! Уложи толстяка! Бей его! Бей!
Удивительно! Вокруг нас оказалась целая толпа: циркачи, которых было нетрудно узнать по специфическим костюмам, подбадривали своего коллегу, а пришедшая на представление публика болела за Симона! Противники еще не схлестнулись, а лишь, тяжело дыша, перетаптывались друг перед другом на грязном песке, как заправские боксеры на ринге перед боем.
– Не делай этого, Симон! – Марьет пришла в себя первой и рванулась к мужу.
Но толпа мгновенно оттеснила ее и всех нас, потому что Симон и клоун начали одаривать друг друга нешуточными ударами и вот уже покатились по песку!
– Давай, давай, дядя Бобо!
– Не сдавайся, Симон! Так его! Так!
– О Господи! Господи! – повторяла трясущаяся Марьет; Катрин держала ее за плечи и тряслась тоже. – Боже мой, Боже!
– Это безумие! – сказала я. – Шарль, хоть ты останови его!
– Пустяки, – вне всякой логики сказал Поль. – Мари, я горжусь твоим мужем! Давай, давай, Симон! Врежь козлу, чтоб не поднялся!
– Папа... – изумленно прошептал Шарль. – Папа...
– Бей, бей, Симон! – возбужденно орал Поль. – Не сдавайся, мой мальчик!
– Вперед, вперед, дядя Бобо! Покажи ему, кто тут хозяин! – горланили циркачи.
– Симон! Симон! Давай, давай! Так ему, так! – вопили приверженцы Симона, причем и те, и другие делали ставки!
И бой все продолжался! На лицах и кулаках противников уже была видна кровь! Одежда болталась клочьями! Они падали, катались по земле, покачиваясь вставали с грязного песка и вновь молотили друг друга в облаке пыли под ярким солнцем!
