Сандра Филд - Три дара любимому
Когда она вошла, к ней подбежал один из официантов, парень с ярко-рыжей копной волос на голове, сияя радостной улыбкой. Они живо поздоровались, заулыбались друг другу, и официант отошел. Патрик что-то сказал Дейвон, а Алисия тем временем, наклонившись к Джареду, сообщила:
— Один из ее «гадких утят».
— То есть? — резко спросил Джаред.
— Она пару лет работала в приюте для беспризорных детей. До того она дежурила по ночам в центре помощи женщинам, подвергающимся насилию со стороны мужей. — Алисия слегка передернула плечами. — Я с ума сходила от страха. Я и до сих пор боюсь, что она впутается в какую-нибудь историю во время очередной поездки. Дейвон не может пройти мимо любой несправедливости... касается ли это ребенка или цыпленка...
«Дейвон не интересуют мои деньги. И никогда не интересовали».
Джаред застыл с полуоткрытым ртом. На мгновение ему показалось, что он произнес эти слова вслух. Но Алисия продолжала смотреть на свою дочь, и никто вокруг не обернулся на него. В шоке Джаред смотрел, как Дейвон подходит к их столику. Бенсон поднялся, чтобы поздороваться. Джаред машинально последовал его примеру.
Со стороны она выглядела редкой прекрасной бабочкой. Но, рассмотрев ее ближе, Джаред ужаснулся: искусный макияж не смог скрыть черные круги под глазами, а кожа была такой бледной, что казалась прозрачной. Дейвон поцеловала мать, обняла Бенсона и поздоровалась с тетей Бесси, дядей Леонардом и Лиз тоном безупречной светской львицы. Потом повернулась к нему.
— Добрый вечер, Джаред, — сказала она таким тоном, словно перед ней стоял комод.
— Ты заболела? — спросил он. Ее подбородок приподнялся.
— Подхватила тропическую инфекцию в Новой Гвинее. Все нормально.
— Выглядишь ты плохо.
— У меня уже есть мать, — отрезала она. — Вторая мне не нужна.
Джаред отодвинул стул рядом с собой — он заранее позаботился, чтобы туда никто не сел.
— Сядь, пока не упала.
Дейвон быстро обвела взглядом столик. Патрик уже сидел рядом с Лиз.
— Все играешь в свои игры? — процедила она сквозь зубы и села.
Дейвон выглядела такой хрупкой, что казалось, скажи ей кто-нибудь сейчас резкость — и она сломается. Ее пальцы беспокойно теребили салфетку. Вдобавок ко всему Джаред заметил, что она сидит очень тихо. Наверное, устала.
Он негромко спросил:
— Что случилось, Дейвон?
— Я тебе уже сказала. — Она послала официанту улыбку, которой Джаред не дождался. — Я буду «Перрье» с лаймом, пожалуйста.
— «Гленфиддич», — заказал Джаред. — Откуда ты знаешь того рыжего официанта?
Впервые за вечер Дейвон посмотрела прямо на него. Ее глаза, обычно такие выразительные, теперь потускнели, в них не было ничего, кроме отрешенности, и это испугало Джареда сильнее, чем ее бледность и болезненность.
— Это тебя не касается, — так, чтобы никто не слышал, ответила она. — Я думала, что ты сегодня не придешь, иначе бы меня здесь не было. В Нью-Йорке ты обошелся со мной как с грязью, как с надоевшей игрушкой, которую можно сломать или выбросить. Больше мне тебе нечего сказать. Нечего.
— Что за инфекция? Ты была у врача?
Ее пальцы стиснули ручку ножа. Как будто, подумалось вдруг Джареду, она хочет вонзить в него нож и оставить истекать кровью. Медленно. Он добавил:
— Я часто езжу в тропические страны... там нужно быть очень осторожным.
«Осторожным, — подумала Дейвон. — Как ты прав, Джаред». Будь она поосторожнее, ничего бы не произошло. Стараясь говорить бодрее, она ответила:
— Прибереги свои советы для кого-нибудь другого.
Интуиция, которая не раз помогала ему в трудные минуты, на этот раз настойчиво кричала Джареду, что с Дейвон произошло что-то похуже, чем просто недомогание от тропической инфекции, — выглядит она слишком плохо. Нет, что-то определенно не так. Но что?
Алисия, сидевшая во главе стола, храбро пыталась втянуть Джареда в общую беседу. «Может быть, — подумал он, — Алисию так же не волнуют деньги Бенсона, как Дейвон — его капитал?» Сколько он ни наблюдал за ними, Алисия с Бенсоном казались очень счастливой парой.
До встречи с Дейвон ему никогда не приходило в голову размышлять о чувствах женщины. Себя он контролировал полностью, и его чувства — единственное, что его интересовало, — были плотно укутаны в потемки души.
Принесли первое блюдо. Дейвон принялась за салат, не отрывая глаз от тарелки. Джаред едва притронулся к супу, стараясь вовлечь Дейвон в разговор.
— Я привез твое платье, Дейвон, — сказал он. На самом деле он привез все, что она оставила у него в тот вечер: платье, шелковое розовое белье, чулки...
Дейвон поморщилась. С ее вилки сорвался и упал на тарелку кусочек цуккини. Впрочем, цуккини ей никогда не нравились. Особенно в салате. Вдруг она вскочила из-за стола, пробормотала:
— Прошу прощения, — и ринулась в дамскую комнату.
Джаред приподнялся было тоже, но тут же сел обратно.
— Алисия, я очень о ней беспокоюсь, — с нажимом сказал он.
— Я тоже, — ответила Алисия. — Но она ненавидит, когда я тревожусь и суечусь вокруг нее. Поэтому я очень стараюсь ей не надоедать.
— Когда она вернется, я приглашу ее потанцевать. Может быть, мне удастся что-нибудь выведать.
С искренней благодарностью Алисия улыбнулась:
— Ты очень добр, Джаред.
Чувствуя к себе невыразимое презрение, потому что к Алисии он был как раз менее всего добр в прошлом, а в обращении с Дейвон отошел от канонов доброты еще дальше, Джаред спросил дядюшку Леонарда о его венах. Вполуха слушая живописные подробности последней операции, Джаред краем глаза следил за появлением Дейвон.
Когда она вышла из дамской комнаты, он встал и пошел ей навстречу. Она ждала его, высоко вздернув подбородок и даже не пытаясь избежать встречи.
Он непринужденно предложил:
— Потанцуем, Дейвон?
На танцевальной площадке не придется по крайней мере любоваться на еду, подумала Дейвон. «Утреннее недомогание», как это называют, — слишком слабая характеристика. Это круглосуточное недомогание. На краю танцевального круга она повернулась лицом к Джареду, пристально разглядывая крошечных морских коньков на его галстуке.
Чувствуя, как сочувственно сжимается его сердце, Джаред хрипловато спросил:
— Дейвон, что случилось? Ты можешь сказать мне?
Она прикрыла глаза.
— Нет.
Она даже не отрицает, что что-то неладно. Но и рассказывать ему не хочет. И какое он имеет право обвинять ее в этом? Его поведение тем утром в Нью-Йорке было неожиданно непозволительным даже для него самого. Он обнял ее за талию, и в ту же секунду на него нахлынул поток воспоминаний. Ее духи, ее тонкий стан. Все так знакомо. И так желанно.
