Джоанна Бак - Дочь Лебедя
Я не была в этом уверена. Они отвезли меня к ней и остались на чай. Я в это время играла со странными деревянными игрушками из Швеции. Джулия расставила их на ковре для меня. Потом отец и Мишель уехали за город, и я осталась с ней одна.
— Пошли, посмотрим твою комнату, — предложила она. Мне тогда, вероятно, было пять или шесть лет. И меня совершенно это не интересовало.
— Ты будешь здесь жить по приезде в Лондон, — сказала Джулия.
— А зачем мне нужно приезжать в Лондон? — был мой ответ, я начала плакать и спрашивать, где мой папочка.
Джулия была очень красивой, как и мой отец. У нее были карие глаза и прямой изящный носик, темно-каштановые волосы разделены пробором. Довершали всю эту красоту прекрасные брови, выгибавшиеся дугой. Хотя отец был старше ее на два года, но мне кажется, что он немного побаивался Джулии. Каждый раз, когда он и Мишель отвозили меня в аэропорт, чтобы лететь в Лондон, мне казалось, что они отправляли меня в ссылку, которую я никак не заслужила.
— Вот увидишь, тебе будет с Джулией весело, — говорил отец. — Ты будешь делать то, что делают другие девочки.
Дома у нее все было серо и скучно. Шли разговоры по поводу наследства, каких-то домов и антиквариата из Тарквинии. Приходили на обед Алексис и Джорджи. Я ела сливки из вазы на кофейном столике.
— Она будет угощать тебя шоколадом, ты будешь надевать красивые платьица, и у тебя там хорошенькая розовая комната, — повторял отец каждый раз, провожая меня к тетке, но мне не хотелось, чтобы меня заставляли есть сладости и носить розовые оборочки.
Когда я возвращалась домой после поездки, то привозила подарки Джулии отцу, а также статьи, которые она вырезала для него из лондонской «Таймс».
— Разве она не знает, что я получаю «Таймс» здесь? — спрашивал отец, но все равно с улыбкой просматривал вырезанные ею статьи.
Мне Лондон не нравился. Я никогда не была уверена, что правильно понимала, что мне говорили. Из-за акцента слова почти утрачивали для меня значение. У друзей Джулии были дети, только их никогда не было в Лондоне. В городе нельзя даже прикоснуться к зданию, потому что большинство из них обнесены железными оградами, а сами дома построены из уродливых камней и кирпичей.
Джулии хотелось, чтобы я полюбила Лондон. Она водила меня в зоопарк, в театр, в Кью Гарденс, чтобы я полюбовалась растениями, возила на ярмарку цветов в Челси. С того времени, как я начала посещать Лондон, чтобы повидать тетку, я девять раз видела в театре «Двенадцатую ночь»! Она считала, что это самая подходящая пьеса для ребенка. Я стала ненавидеть Мальволио, и с ужасом ждала его в желтых подвязках, но мне нравилась Виола. Ей приходилось переодеваться в юношу, чтобы избежать разоблачения.
В первый раз, когда я видела «Двенадцатую ночь», у Виолы были темные волосы. В следующий раз она стала блондинкой.
— Это потому, что ее играют две разные актрисы, — объяснила мне Джулия.
— Вы хотите сказать, что две разные леди могут быть одной и той же персоной? — спросила я тетку.
В Париже меня никогда не водили в театр. Я никак не могла понять, что в пьесе могут играть одну роль разные актеры. Если перевести все в реальную жизнь, это значило, что однажды я могу проснуться утром и обнаружить, что кто-то иной является моим отцом. Я спросила Джулию об этом. Наконец она сказала мне:
— Послушай, это как я и твоя мать. — «Твоя мама…» — она не могла выговорить это слово.
В Париже мы не боимся слов «болезнь» и «смерть», поэтому я сказала эти слова, чтобы помочь ей.
— Моя мама умерла.
Она неожиданно вздрогнула и продолжала:
— Да, ты права, я не твоя мама, но я кто-то, как твоя мама, хотя я и не она.
— Тогда кто же была первая Виола и почему она умерла? — спросила я.
Я знала, что моя мама была француженка, об этом говорил мне папа, и Мишель говорил то же самое. Ее звали Элиза, и она умерла во время родов. В комнате отца стояла ее фотография. Молодое лицо француженки, густые брови, тонкие губы и длинные черные волосы. Она была не из Парижа, и мы не знали никого из ее родственников.
— Твоя мать — единственная женщина, которую я любил, — говорил отец. Это было правдой. Перед моей матерью и после нее мой отец любил только мужчин. Сколько я себя помню, он всегда жил с Мишелем.
Джулия не была замужем.
— Это твой отец семейный человек, — говорила она со смехом, когда я спрашивала ее о браке. Она чуть было не вышла замуж за лорда. Именно из-за этого она жила в Лондоне. Лорда звали Леандр Редфорд. Из-за того, что у англичан такая неразбериха с титулами, я не могу точно сказать, был ли он сэр Леандр или же лорд Леандр. К тому времени, когда я начала ездить в Лондон, он уже удалился в свое поместье в Шотландии с какой-то бельгийкой, на которой и женился.
Когда я была ребенком, лорд Леандр мог бы жениться на моей матери, но вышло так, что на ней женился мой отец.
Их мать звали Оливией, она была очень богатой и толстой. Когда закончилась война, она поехала в Европу со своими детьми. За одно лето Джулия и Джекоб Эллис стали легендой.
— Все влюбились в них, — говорил мне Мишель. Оливия вернулась в Нью-Йорк и продолжала вести там жизнь богатой дамы. Она время от времени приезжала в Париж, а по пути заезжала на разные целебные источники. Она привозила мне американские платья, с отстегивающимися манжетами и сменными воротничками. Когда она умерла, Джулия и отец поделили ее вещи. Джулия получила почти всю мебель. А отцу достались лишь «фантазии» — кровать с балдахином, кресло с головой орла и ножками льва. Дом Джулии был чистым, светлым и содержался в идеальном порядке. Наши апартаменты в Париже были полны разных зеркал, ширмочек и шкатулочек из перламутра. Высокий молодой Курос охранял холл, словно мрамор был живым и дышал.
Я не могла спрашивать у Джулии, почему же она не вышла замуж за лорда. В ее спальне на длинном столике стояли в серебряных рамках фотографии лорда с Джулией. На ней были очки от солнца. У него на лоб спадала прядь светлых волос. При улыбке были видны крупные зубы. На одном снимке ее рука была на плече у лорда, и на ней можно было видеть кольцо в виде цветка.
— Что случилось с кольцом? — осмелилась спросить я.
— Я вернула его обратно, — был ее ответ. — Зачем хранить не принадлежащие тебе вещи?
Джулия работала. Она была дизайнером по тканям. Наверху находилась светлая комната с длинным столом, который освещался естественным светом. Она сидела там и рисовала цветы на больших листах бумаги. На полках лежали свитки старых рисунков и лоскуты тканей, выпущенных по ее эскизам. Она использовала цветные чернила и новые фломастеры с фетровыми, диагонально срезанными кончиками. У них внутри были маленькие стеклянные резервуары. Белая студийная лампа ярко освещала стол. В комнате все было белым: пластиковая крышка стола, бумага, оконные рамы и яркий свет, когда она работала.
