Фредерика Грэхем - Возвращенная к жизни
Оказавшись, в поисках Джизуса, в гостиной, она застала там Бенни.
— Что-то ты рановато встал, — поддразнила она его.
Бен взглянул на часы.
— Это ты слишком поздно поднялась. Я уже собираюсь уходить. Ты сможешь некоторое время побыть одна?
— А где Джизус?
— Он сегодня утром звонил в госпиталь, и его просили прийти в десять часов на общее собрание.
К двенадцати часам девушка уже протоптала дорожку на ковре, шагая из угла в угол гостиной в ожидании возвращения Бертона. Когда коричневый «понтиак» остановился перед домом, Мари заставила себя сесть на диван и приготовилась услышать новости, которые, как она была уверена, не сулили радости.
— Мари? — Джизус стоял у входной двери и смотрел на нее.
День был теплый. Она была одета в белые шорты и небесно-голубой пуловер, который принес ей Диген. Если не принимать во внимание бледность ее лица, она была олицетворением молодости и женственности.
Она выдавила из себя улыбку.
— Я ждала тебя.
— Я вижу. — Джизус пересек комнату и осторожно сел рядом с ней. Она выглядела такой хрупкой, что он боялся даже прикоснуться к ней, чтобы не сломать. — Все хорошо, Мари. Все вышло гораздо лучше, чем я предполагал.
— Рассказывай.
— Тебя выписали из госпиталя. Ты свободна и можешь начинать новую жизнь.
Она закрыла на секунду глаза и снова открыла их, ожидая продолжения.
— А ты?
Его удивило, как мало внимания она уделила собственным проблемам.
— Меня не расстреляли. Меня всего-навсего отстранили от работы на три месяца. К концу этого срока меня, возможно, восстановят в должности.
Собрание прошло удачнее, чем Бертон смел надеяться. Его только наказали, хотя он заслуживал увольнения. Каждый сотрудник, который каким-либо образом участвовал в деле Мари, был приглашен и высказал свою точку зрения. Спайк Томпсон выслушал всех и сделал заключение. Бертона отстранили, потому что вне зависимости от благородства его намерений такой поступок грубо нарушал законы медицины.
То, что Мари оказывалась теперь свободной, было, пожалуй, лучшей новостью из всех. Слушание по поводу ее перевода в клинику института отменено, и назначение нового срока не предусматривалось. А так как Джизус убедил доктора Томпсона, что вне больницы Мари чувствует себя хорошо, персонал, за исключением доктора Фогрела, согласился с тем, что нет необходимости возвращать ее обратно. Джис должен был обеспечить ей необходимое лечение до той поры, пока ее память окончательно не восстановится.
Девушка пыталась осмыслить свое новое положение. Вначале потрясенная неожиданным известием о вновь обретенной свободе, она постепенно стала успокаиваться. Мари была теперь хозяйкой самой себе, но у нее не было места, где она могла бы преклонить голову, денег и сил, чтобы найти работу.
Быть независимой было, конечно, прекрасно, но проблемы, которые возникали в связи с этим, казались ей неразрешимыми.
Джизус размышлял, как тактичнее поговорить с Мари и предложить свою помощь в устройстве ее будущего. Он потратил три дня, чтобы продумать все варианты. Наконец нашел решение, которое считал наилучшим, однако в теперешнем положении Джис не мог на нем настаивать.
— Мари, я знаю, что ты хочешь быть независимой и скоро станешь такой, я обещаю. Но сейчас ты еще слишком слаба, чтобы трудиться. Разреши мне откровенно высказаться по этому поводу.
Девушка медленно кивнула.
— У меня есть квартира, там две спальни… Я хочу, чтобы ты переехала туда вместе со мной. Ты будешь располагать полной свободой, и я буду всегда рядом, если понадоблюсь тебе.
— Я и так слишком многим обязана тебе.
Он не счел нужным отвечать на эти слова и продолжил:
— Потом, если будет безопасно и когда достаточно окрепнешь, ты сможешь найти себе работу.
— Безопасно?
Не думая о том, что делает, Джизус привлек Мари к себе, сжимая в своих объятиях.
— Человек, который пытался убить тебя, все еще на свободе. Полиция не хотела бы, чтобы ты снова стала его жертвой. — Он чувствовал, как она дрожит. — Дорогая, я смогу тебя защитить. Чак уверяет меня, что полиция уже подбирается к этому типу. Возможно, не пройдет и нескольких недель, как они найдут его. И ты к тому времени наберешься сил и сможешь работать. А пока что тебе лучше не выходить из дома без меня. Но если ты выйдешь и столкнешься с этим маньяком, и он узнает тебя…
— О, ну то, что он сразу же узнает меня — в этом нет никакого сомнения. — Девушка поняла, что, говоря это, Джис имеет в виду то, первое покушение на нее. — Он нашел меня даже в темной больничной палате.
Бертой не сказал ни слова.
— Знаю, — покорно сказала она, — ты все еще считаешь, что тогда был только ночной кошмар.
— Я не думаю, что это играет какую-либо роль, — осторожно сказал он. — Для дополнительной безопасности я собираюсь попросить Чака поместить заметку в газете, что тебя перевели в федеральный госпиталь для выздоравливающих где-нибудь в другом штате, например в Джорджии или Калифорнии.
— В газете?
— Тогда, в ноябре, все это широко освещалось в прессе. Все, что творил этот тип. Журналисты до сих пор время от времени запрашивают госпиталь о твоем состоянии здоровья.
Девушке хотелось найти какой-нибудь выход, чтобы избавить Джизуса от ответственности за себя, которую он возложил на свои плечи.
— А что, разве в штате не существует какой-нибудь благотворительной организации, которая призвана заботиться о таких, как я? Почему именно ты должен этим заниматься?
— Потому что я сам этого желаю. — Бертон взял се за плечи и повернул к себе. Осторожно он убрал прядь волос у нее со лба. — Я уже слишком заинтересован в этом. Неужели ты думаешь, я могу упустить шанс увидеть тот момент, когда ты полностью выздоровеешь?
Оказавшись лицом к лицу с Джизусом, Мари закрыла глаза, поэтому прикосновение его губ к ее устам было для нее полной неожиданностью. Она ожидала совсем другого — братского поцелуя в лоб. Вместо этого невинный поцелуй быстро перерос в нечто совсем иное. Она задержала дыхание — он ласкал ее губы своими, изучал их, пробовал на вкус. Боясь пошевелиться, боясь ответить, чтобы не нарушить эту близость, Мари покоилась на руках Джиса и позволяла ему целовать себя. Это были очень короткие, очень нежные поцелуи, но они таили в себе бурное продолжение.
Когда Джис осторожно попытался языком раскрыть ее рот, она, ожидая, что он может отпрянуть, бессознательно обвила руками его шею. Вместо этого его поцелуи стали еще более настойчивыми, более горячими, и внезапно вся напряженность, все опасения исчезли. Она ответила ему со всей страстью, которую так долго подавляла. Джис целовал Мари. И в один блаженный момент все, что разделяло их, перестало существовать.
