Фредерика Грэхем - Возвращенная к жизни
Мари обернулась и одарила его улыбкой феи.
— Бенни купил мне кое-что из одежды.
Диген следил за выражением лица Бертона. Оно не изменилось. Джизус не собирался показывать девушке, что именно он переживает. Вздохнув, Бен пожал Мари руку.
— Пользуйся, малышка. — Кивнув Джису, он отправился по своим делам.
— Бен — это что-то особенное, не так ли? — Мари с улыбкой смотрела на Джизуса, удивляясь про себя его суровому виду.
— Мари, Бенни — это запретная зона.
Она не была уверена, правильно ли расслышала его фразу.
— Прошу прощения?
Прошу прощения? Перед ним была опять выпускница престижного университета. Бертон закрыл глаза. Он чувствовал, как холод заполняет его изнутри. Впервые он ощутил этот ледяной комок, когда увидел Мари, обнимавшую Бенни, потом — когда она прикладывала ночную рубашку к своему соблазнительному телу, приглашая того полюбоваться ею. Нет, неправда. Это длилось уже на протяжении последних трех дней. И повторялось каждый раз, когда Мари смотрела на Дигена, или касалась его, или поддразнивала. Каждый раз, когда она оказывалась наедине с ним в комнате. Джизус тряхнул головой и открыл глаза.
— Я сказал, что Диген — это запретная зона.
Она все еще не понимала.
— Что значит запретная зона? Какая зона? Он живет здесь… ест свою… — Внезапно она поняла. Ее глаза расширились, наполнились болью, она была потрясена до глубины женского естества. — А… ясно. — Она не в силах была двинуться с места, не в силах отвести взора. Она продолжала беспомощно смотреть на человека, который мог думать о ней таким образом. Человека, которому она так доверяла.
Бертон увидел боль в ее глазах. Он хотел бы вернуть свои слова обратно, но они уже стояли между ними стеной. Холодные жестокие звуки, разрушившие теплоту их отношений, привязанность, которая существовала между ними.
— Извини, — сказал он, делая шаг в ее сторону.
Мари отступила назад, бессознательно выставив вперед руки со скомканной ночной рубашкой. Она отступила еще на шаг, чувствуя, что почти теряет сознание.
— Я иду спать.
— Мари.
— Спокойной ночи.
Она сделала шаг в сторону, осторожно обошла Бертона и скрылась за дверью. Пройдя в ванную, Мари плотно закрыла за собой дверь и включила душ. Только гораздо позже, уже в постели, демонстративно одетая в розовую ночную рубашку, она дала волю сердитым, горьким слезам.
Джизус сидел в гостиной, пристально глядя в окно на уличный фонарь. Никогда раньше он не испытывал такого чувства стыда. Он был очень хорошим психологом, чтобы притворяться, что не понимает тех чувств, которые заставили его нанести ей такое оскорбление. Он ревновал. Он безумно, слепо ревновал, хотя Бенни можно доверять полностью. Сцена на кухне была совершенно невинной. То, как он на это отреагировал, стало откровением для него самого.
Джизус не испытывал этого жгучего чувства с той поры, как обнаружил однажды, что жена постоянно ему изменяет. Но даже тогда не было этого пронизывающего ощущения, что его предали, ощущения, которое вынудило нанести такой жестокий удар слабой молодой женщине, пытающейся сейчас заснуть в соседней комнате.
О Боже, разве можно забыть выражение глаз, когда она поняла, наконец, смысл его слов. Невозможно изобразить такую боль искусственно. Она была неподдельной. И он причина.
Бертон поднялся и стал шагать по комнате из угла в угол.
— Джис?
Он остановился и обернулся. На пороге стояла Мари.
— Джис, я не заслужила вашего оскорбления.
Она вошла в освещенную приглушенным светом гостиную. Закутанная от шеи до пят в розовый хлопок, она представлялась ему символом чистоты и женственности. Свет мягко обрисовывал контуры фигуры, и Мари выглядела удивительно слабой и беззащитной. И все же в ней чувствовалось внутреннее достоинство, которого не смогли сломить даже его жестокие слова.
— Нет. Не заслужили. Вы не заслужили этого. Дело во мне, а не в вас. Простите.
Он направился к ней. Девушка спокойно смотрела на него.
— Вы не давали мне никакого повода так грубо разговаривать.
Джизус подошел к ней так близко, что мог бы заключить в объятия. Он был намного выше Мари, но она даже не потрудилась поднять голову, чтобы заглянуть ему в лицо.
— Я ревновал, — сказал Джизус, зная, что только правда сможет унять боль, которую он ей причинил.
Девушка засмеялась. Звук — ее голоса прозвучал как-то надтреснуто и был похож на жалобный звон разбиваемого стекла.
— Как вы можете такое говорить?
Подойдя вплотную, он положил ладони ей на плечи и притянул к своей груди.
— Это правда. Я ревновал.
Она уже не знала, как оценить ситуацию. Заставив себя посмотреть ему прямо в глаза, она сказала:
— Я не понимаю. Но в любом случае, не могли бы вы еще некоторое время подержать меня так?
Джизус прижал ее сильнее и медленно провел рукой по спине. Сначала девушка была напряжена. Но она ощущала его тепло, его запах, его ладонь на спине, и постепенно в ней возникало ответное чувство. Она расслабилась всем телом, приникнув к нему каждой частичкой своего естества.
Ее руки скользнули за спину мужчины и остановились на его талии. Грубая, шершавая ткань мешала ладоням, им хотелось потрогать его кожу. Пальцы потихоньку пробрались под рубашку и прикоснулись к разгоряченному телу. Эта маленькая вольность для Бертона не прошла незамеченной. Он прижал ее еще теснее к себе, и она ощутила на своих волосах его жаркое дыхание. Так они стояли некоторое время, потом Джис тихонько приподнял ее и взял на руки.
Войдя в спальню, он, не зажигая света, пронес Мари на кровать и осторожно усадил, обращаясь с ней, как с чем-то необыкновенно хрупким и требующим бережного обращения. Потом он прямо в одежде лег рядом с ней и притянул к себе, замкнув ее снова в кольцо своих рук. Его подбородок зарылся в ее волосы, и он еще сильнее сомкнул свои объятия.
— Спи, дорогая, — прошептал он.
Девушка закрыла глаза, больше не в силах бороться с измождением. У нее не было сил, чтобы уяснить, что же произошло между ними. Ее боль уходила, уносимая прочь всепобеждающим сном. На свете не было такого, чего она не могла бы простить Джизусу Бертону. И не было такого, чего Мари не отдала бы ему, если бы он только захотел. Он мог взять ее тело, ее сердце, ее душу.
И она не догадывалась о том, что, передай она ему свои мысли, и он тут же предложит ей в ответ все то же самое.
Когда следующим утром Мари проснулась, она была в комнате одна. Где-то среди ночи она почувствовала, как Джизус, выскользнув из постели, перебрался на свою кровать. Хотя почти сразу после этого она снова уснула, ее сон не был столь крепким.
