Лиз Ивинг - Такая нежная любовь
В эту пятницу она готовилась провести уикэнд в компании своих детей, как вдруг раздался телефонный звонок. Она кинулась к нему: для звонка Брюса было еще рано, но она ожидала только его звонка.
Она тотчас же узнала пылкий и мелодичный голос Стефена и чуть сжалась: прекратит ли он когда-нибудь выводить ее из себя этой своей особой манерой произносить ее имя?
— Черил?
— Да.
— Это Стефен. Ты одна?
— Сам прекрасно знаешь.
Она почувствовала улыбку в его голосе.
— По правде говоря, я это предполагал. Но мне не хотелось бы тебя беспокоить.
— Ты не беспокоишь меня.
— Хорошо. В таком случае я могу спокойно поговорить с тобой.
— Ты где?
Она задала первый попавшийся вопрос, что пришел ей на ум, чтобы попытаться избавиться от своей нервозности.
— В Нью-Йорке.
Ее передернуло.
— Но я полагала… как же твоя кампания в Уотертауне?
— Успокойся, она продолжается. В этом отношении твой муж тебя не обманул.
— Я не это хотела сказать…
Он по-прежнему читал ее мысли как открытую книгу, что удваивало ее раздражение. Он застиг ее в самый неподходящий момент, когда она ощущала себя такой заброшенной, такой издерганной.
— Все очень просто, — продолжал он, — я предпочел вернуться пораньше, поскольку считаю, что выполнил свою роль. Публичные встречи закончены, так что осталось только то, что я называю «военными советами», которые изучат результаты этого первого испытания. Поэтому я оставил агентство спокойно работать без меня.
— Но ведь все остальные могли совещаться в Нью-Йорке. Почему они-то не вернулись?
— У них еще одна встреча завтра с мэром города и кое с кем из его администрации, чтобы подвести итоги последних выступлений. Что касается меня, то я отказываюсь присутствовать на подобного рода технических совещаниях, которые могут лишь подпортить мой имидж. Брюс знает это и совершенно не осуждает меня.
Тишина, последовавшая за этой последней фразой, встревожила ее. Ей нравилось слышать голос Стефена, и ни за что на свете она не хотела бы сама вешать трубку. Еще столько теплых воспоминаний связывало ее с ним; но именно потому, что она ощущала себя несколько обделенной лаской в этот вечер, ей было абсолютно ясно, что он сейчас скажет, и она боялась этого.
— Черил, я бы хотел, чтобы мы еще раз поужинали вместе.
— Не сегодня вечером!
Она сразу ответила, как бы защищаясь от соблазна, но он хорошо знал ее.
— Я не о сегодняшнем вечере говорю; я приглашаю тебя на завтра. Только не говори мне, что ты занята, я тебе не поверю. Ты наверняка никогда не выходишь без мужа.
— Нет. Именно поэтому я не приду.
Она услышала короткий покровительственный смешок.
— Я приеду забрать тебя, а потом верну. Ты будешь в полной безопасности.
Она чуть было не ответила, что гораздо меньше будет в безопасности вместе с ним, чем с кем-либо другим, но прикусила язык: бессмысленно было ввязываться в его игру.
— Прихорошись, — добавил он. — Я поведу тебя в очень изысканное место.
Она безнадежно искала какой-нибудь правдоподобный ответ, когда он уже продолжал:
— Значит, завтра вечером, в восемь.
Он положил трубку, не дав ей больше времени на раздумье.
Как нарочно в тот вечер Брюс ей не позвонил, и она провела субботний день, забивая себе голову мыслями о предстоящем вечере. Она ждала этого вечера столько же, сколько и опасалась его. Она хотела выглядеть красавицей перед Стефеном, пройтись павой под руку с ним по роскошным салонам, утереть нос какой-нибудь из его прошлых пассий. О, как бы это было чудесно, не будь она замужем!
Но увы, был Брюс, и ей становилось крайне неловко, когда она думала о нем. Между тем ничего дурного она не делала, но прекрасно знала, на какую скользкую дорожку вставала, и все же не могла сдержаться и не пойти по ней.
На следующий день, в семь часов, оставив детей в кухне с госпожой Тревор, она поднялась наверх, чтобы переодеться. Она выбрала легкий шелковый английский костюм, белый в черный горошек, сильно облегающий и очень строгий, который подчеркивал ее высокий рост, и надела на ноги лодочки на потрясающих каблуках. Она очень хорошо знала, что при всей своей сдержанной элегантности это был один из ее самых вызывающих костюмов, и одновременно думала, что Стефен должен найти ее неотразимой. Таким образом, у нее был вид светской дамы, выглядевшей очаровательно. На голове у нее была шляпка с черными мягкими полями, туалет завершили сережки из оникса.
Реакция детишек не заставила себя ждать, как только они заметили ее появление на пороге кухни. Они испустили восторженный крик:
— Мамочка! Какая ты красивая! Куда ты идешь?
— К одной подруге, милые мои.
— А к какой? — совершенно невинно спросила Нэнси.
— Ты ее не знаешь.
— Она будет завидовать, — прошептала Саманта со своей привычной проницательностью.
Черил засмеялась.
— Нет, потому что это очень элегантная, красивая женщина!
— А чем вы будете заниматься?
— Не знаю, это ей решать.
— Принеси нам чего-нибудь вкусненького!
Бобби не столько интересовало времяпровождение матери, сколько свое чревоугодие.
— А то, что ты ешь, — не вкусно? — вмешалась госпожа Тревор.
— О, вкусно! Но мама будет есть еще более вкусные пирожные!
Черил поцеловала всех троих и вышла ожидать Стефена на тротуаре. Где-то глубоко в душе она корила себя за свое поведение, но ни на мгновение не задумалась о том, чтобы изменить его. Сам факт того, что она скрыла от детей, кто вел ее на ужин, свидетельствовал уже о том, что совесть у нее была неспокойна; это ощущение тем более вызывало в ней раздражение, что ей не в чем было упрекнуть себя… разве что в игре с огнем…
Сопровождаемый шуршанием шин белый «ягуар» остановился перед домом. Черил поспешила туда сесть, и автомобиль отъехал так же незаметно, как и приехал.
Стефен привез ее в «Плацца» — одно из самых роскошных мест Нью-Йорка, где ему не надо было искать стоянку: подошедший шофер сел за руль, чтобы отвести машину на место парковки, пока они оба входили в большой холл, наполненный светом и отделанный золочеными деревянными панелями.
Черил подумала, что они сразу пойдут в бар, а затем в обеденный зал, но это значило недооценить Стефена: он заказал роскошный стол в кабинете, украшенном цветами.
От неожиданности Черил замерла на пороге.
— Ты… мы будем ужинать здесь?
— Да.
Он улыбнулся.
— А! Понимаю.
Он вошел, дернул занавески, которые скрывали окна: никакой потайной дверцы, ведущей в спальню, не было.
