Тигр под елку (СИ) - Зайцева Мария

За моей спиной Вася звонко отчитывала Лиса, потом била его по роже, кажется, под громкое аханье всех присутствующих там дам.

Ласково отвечал ей что-то Лис, потом что-то говорил Тигр, явно довольный тем, что Вася отшила мажора.

А я шла, и слезы текли по лицу.

Эти слезы меня бесили дико, потому что хватит уже, хватит, хватит, хватит!

Сколько можно унижаться?

Мне Тигра, конечно, было чуть жаль, особенно, когда Лис удачно попал и отправил его в нокаут.

Но я опять не главная героиня этой пьесы!

И, если бы не придурок Лис, не было бы тут Тигра!

Для него всегда будет кто-то важнее!

Спорт, невеста, друзья…

Это, нормально, наверно. Это правильно.

Я сама виновата, слишком уж сошла с ума. Интересно, если бы я попыталась как-то по-другому с ним? Ну, например, не сразу в кровать прыгнула, а поиграла бы… Говорят же, что надо с ними играть, чтоб прочнее посадить на крючок. А я…

Я так не умела.

И не научусь уже никогда, наверно.

Я просто увидела и влюбилась.

Так, что ничего вокруг не видела. И никого. Летела, летела на этот свет. И влетела в пламя. Сама виновата, конечно, сама.

Дура.

Кому нужна такая вот?

Которая сразу без задержки дыхания — в омут. На глубину.

Я зашла в здание, закрыв дверь, отрезая себя от шума улицы.

Поднялась на наш этаж и нырнула в сторону кухни.

Мне сейчас не хотелось в комнату идти. Разговаривать с кем-то. Видеть кого-то. Хотелось горячего чая.

И умереть.

На кухне, слава всем богам, никого не было.

Я как раз заваривала себе пакетик черного индийского, когда дверь открылась, а затем закрылась.

Я стояла спиной, не видела, кто вошел.

Но этого и не требовалось.

Тигра я всегда чувствовала.

Кожей.

23

Кухня, большая, вообще-то, сейчас показалась крохотной, места в ней для нас двоих не было.

Тигр стоял, смотрел на меня. И молчал.

Я все так же не поворачивалась, застыла, сжимая судорожно кружку с чаем в руке.

Что ему надо? Что ему еще надо от меня?

— Тебе, наверно, в больницу надо, — тихо сказала я, глядя в окно, на белую ветку березы.

Тигр ничего не ответил. Но, по моему внутреннему радару ощущалось, что подошел ближе.

Наша последняя встреча закончилась неправильно.

И больше ничего подобного я допускать не собиралась. Я ему не одноразовая кукла, о которую можно почесаться, когда припекает.

Пусть идет, чешется там, где позволяют.

У него таких вариантов всегда море было. Зачем за меня зацепился? Явно же не от великой любви. Не все такие сумасшедшие, как я.

— Голова — вещь такая… Сам знаешь, сильно ударишься, потом… — продолжила я забивать эфир, сознательно рассуждая на не особо приятную для него тему.

Тигран, как и любой спортсмен, болезненно переживал неудачи. А, учитывая, что он привык к победам, такое поражение от Лиса, которого он вряд ли вообще воспринимал всерьез, было серьезным ударом.

И я давила на эту болевую точку, желая прогнать его. Взбесить и прогнать, чтоб больше никогда он рядом не появился.

Я и без того сдурила: прыгала там вокруг него с этими салфетками, кровь вытирала, жалела. Овечка долбанутая.

Так сердце заболело, когда увидела, как его Лис опрокинул! Ох, до сих пор не на месте же!

Но ему об этом знать не стоило.

Пусть валит уже, не рвет мне нервы!

Береза за окном расплылась, подрагивая.

А дыхание Тиграна, тяжелое, напряженное, взбудоражило нервные окончания. Я ощутила огненное прикосновение его ладоней на своих плечах.

И горячую каменную грудь — лопатками.

— Киса… — прошептал он, — прости меня… Я — дурак.

Его акцент никуда не делся, даже еще сильнее стал. Волновался? Сейчас?

— Я скучаю по тебе.

Боже… Зачем он?

И что с березой?

Почему она плавилась?

А я?

Я плавилась?

Он его слов, от его горячих ладоней на плечах, шепота лихорадочного, безумного.

— Я… Видела… Как ты скучаешь… — выдавила я через силу, буквально по слогам, теряя разум от того, что говорил он сейчас. Мне так хотелось поверить. Слабовольно, глупо, безумно.

Но верить — нельзя. Он пользовался своей властью надо мной. Тем, что я его… люблю.

Дура какая, ох…

И больно так.

Почему это так больно?

— О чем ты? — он мягко потянул меня на себя, заставил опереться сильнее спиной о твердую грудь, обжег дыханием висок, — я не сдержался в последний раз… Прости. Но ты сама виновата. Ты — моя. А обжималась с этим… — ладони сжались чуть сильнее на плечах, затем переместились вперед, и я оказалась в его объятиях, каменных, удушающих.

И выбираться из них сил не было.

Мы стояли у окна, смотрели на белую плачущую березу. И я понимала, что сейчас теряю себя. Полностью. Его близость разрушала меня, сводила с ума. Нельзя было позволять такое… Но сил сопротивляться не осталось.

Тяжелый день.

Такой тяжелый, боже…

И Тигран не желал делать его легче для меня.

— Я свихнулся, как увидел, — продолжал он шептать, все сильнее стискивая меня, — я ни о чем думать не мог. И то, что там, в кабинете… Я хотел бы сказать, что жалею… Но я не жалею. Прости. Не жалею. Потому что ты — моя. Я раньше не думал… Не осознавал, правда. И хотел тебя… Прогнуть хотел. Чтоб ты сделала так, как мне надо. А ты не прогибалась. Да еще и твари эти вокруг тебя запрыгали… Я заебался успокаивать…

О чем он, боже?

Чайная кружка дрожала в моих пальцах, и Тигран как-то незаметно и мягко вынул ее из ладони и поставил на подоконник.

Положил огромную руку свою на мои скрюченные нервно пальцы, сжал.

— Я его не тронул… Этого… Я испугался… Что убью.

Он про придурка Сашку?

— Ты… Он нравится тебе, да?

— А если так? — прорезался у меня наконец-то голос.

— Да? — меня сжали еще сильнее, полностью обволакивая тяжелым, мощным телом, словно удав свою жертву, — да? Я… Киса, скажи, что это не так. Я же… Блядь… Реально? Киса…

— А ты думал, я буду терпеть? Или соглашусь на то, что ты предлагал? Не соглашусь, Тигран.

Я дернулась, жестко давая понять, что хочу, чтоб он отпустил меня.

И удавьи петли, чуть помедлив, опали.

Надо же…

Я развернулась и задрала подбородок, чтоб посмотреть в его лицо.

Боже… Бровь, опухнув, нависла, кровь на лице размазалась, ссадина на скуле, больной воспаленный взгляд.

Какой красивый…

Какой…

Не надо было на него смотреть…

Я облизнула губы, Тигран тут же шатнулся вперед, нависая, но я уперла ладони ему в грудь, и он замер, словно здоровенный пес, послушный рукам хозяйки.

— Я не знаю, чего ты хочешь, Тигран, — сказала я, — верней, знаю, конечно. Но этого не будет. Я никогда не буду тебя делить… Даже с фиктивной, не нужной тебе женщиной. Понятно? Возможно, у вас в культуре так принято. И жена спокойно терпит любовниц, девок, которых ты таскаешь по рестикам, и прочее. Я так никогда делать не буду. И трогать себя больше не позволю. Если ты… Не можешь сдерживать себя, то это твои проблемы. Больше я тебя к себе не подпущу, понятно?

— А другого? — оскалился он, бешено сверкая глазами, — другого?

— А это уже мое дело будет!

— Не будет! — рявкнул Тигран, — не будет! Ты — моя!

— Не твоя! — в тон ему повысила я голос, чувствуя, как накрывает дикая злоба. Господи, как достали эти его замашки восточного властелина! — Не твоя! Я — своя собственная! И всегда такой буду! А вот ты — общий!

После этого наступила пауза. Прямо-таки мертвая.

Тигран застыл, щуря на меня черные горячие глаза, словно не верил в то, что я сказала.

А потом спросил обманчиво мягко:

— Чего сказала?

24

У меня сердце в пятки ушло, да.

Но оно, глупое дрожащее сердце, плачущее от одного только вида этого возмутительно бессовестного гада, глубоко внутри, его не видно.