Одельша Агишев - Свадьба в Катманду
За левым окном «тойоты» проносился крутой скальный склон, поросший кустарником, за правым смутно угадывалась изумрудная долина, уходящая вниз. Прошла минута, несколько раз взвыл мотор, и кадр заоконного «кино» переменился: теперь справа потянулась скальная стена, слева вдруг оборвалась вниз пропасть, из которой поднимался ночной туман. Так повторялось раз за разом: крутые витки дороги петляли с одного склона на другой.
— Удалось ли хотя бы в первом приближении определить содержание тайника? — спросил Дэн.
— Да, — отозвался Энгельбах. — Но будем идти по порядку. Доктор Бехал уверенно дешифровал надписи на печатях. Послушаем его.
Индиец поднял перед всеми листок с укрупненным изображением печати и кратко сообщил:
— Собственно говоря, эти надписи не представляют особой загадки. Вы все видите — это санскрит. Точнее, ранний эпический санскрит, слоговое брахми[7], вариант написания, характерный для Междуречья. Здесь, по кромке, идет перечень полных титулов Ашоки, а вот тут самое главное — большой картуш с надписью: «Перед страхом всеобщей гибели замкни свои уста». Печать с таким предостережением я встречаю впервые. У меня все.
— Доктору Шарме тоже есть что сообщить. Прошу, Шарма-ба.
Шарма поправил очки.
— Я еще раз перепроверил все, что нам известно по монастырю. Сразу сообщаю главное: дочь императора Ашоки принцесса Чарумати действительно основала этот монастырь, сама руководила его постройкой и прожила в нем всю жизнь. Есть сведения, что она ни разу не покидала стен монастыря и почти не выходила из своей кельи…
— Охраняла тайник, — вставил Дэн.
— Вполне возможно, — отозвался Энгельбах. — Так вот, резюме. Наш совместный с доктором Шармой анализ позволяет предположить, что мы имеем дело с тайником Общества Девяти Неизвестных.
Несколько секунд в салоне «тойоты» длилось молчание.
— Общество Девяти Неизвестных? А что это такое? — спросил Дэн.
— Одно из самых первых в обозримой истории тайных сообществ, — сообщил Энгельбах. — Как вы знаете, Ашока объявил войну войне. С этой целью и была им создана организация, необычайно могущественная и глубоко законспирированная. Мы не знаем ни ее состава, ни методов. Но факт остается фактом: каким-то образом это общество предотвращало большие и малые войны в течение десятков или даже сотен лет, ибо оно продолжало свою деятельность и после смерти его основателей…
— Вы полагаете, мы можем обнаружить что-то вроде архива этого общества? — спросил Бехал.
— Я могу только надеяться на это. — В голосе Энгельбаха зазвучало волнение, и глаза его заблестели. — Я понимаю, что кто-то из сверхсерьезных историков сочтет все это сказкой, бредом, но… когда я увидел эти девять печатей, я вдруг понял, что искал их всю свою жизнь. И сразу поверил. Для меня тут дело не в науке, не в истории. Я надеюсь на большее.
Все молчали.
— И правда, — негромко произнес Бехал. — Может, она действительно существует, какая-то единая формула вечного мира на земле?
— И может, она была открыта давным-давно и потом ее просто забыли? — подхватил Шарма.
— И, когда мы найдем ее, она окажется такой же действенной, как две тысячи двести лет назад… — добавил Энгельбах.
Он то ли спрашивал, то ли утверждал, и все снова замолчали, охваченные надеждой и ожиданием.
Игорь не участвовал в разговоре, но был, как все, глубоко взволнован им. Еще бы! Он и сам в своих повседневных профессиональных занятиях, в этой зачастую изнурительной, кропотливой до бессмысленности работе рядового историка всегда ждал, смутно надеялся, что когда-то, может быть, скоро, с каким-то последним ярким штрихом вдруг сложится и откроется ему и всем единая, четкая и стройная картина мира, картина жизни на земле со всеми ее законами, движением, целью и смыслом, — настолько яркая и четкая, что это сразу окупит всю муку мелочной повседневности целых поколений ученых, по крупице складывавших такую картину. Самой затаенной его мечтой было самому найти решающий штрих или хотя бы стать свидетелем его отыскания. Эта-то мечта намертво привязала его к той профессии, которую он когда-то выбрал почти случайно, а теперь иной для себя просто не мог представить.
Экспедиционный фургончик завершил один из своих бесчисленных поворотов и оказался на верхней точке перевала. Еще секунда — и впереди вдруг сразу открылась неповторимая панорама Гималаев на восходе солнца: стена пиков, медленно выступающих из тьмы, вознесшаяся в небо масса скал, льда, снега, вереница громад, каждое мгновение меняющих свой облик под первыми лучами косматого, багрового светила.
А за перевалом, приближаясь с каждым витком серпантина, замелькали впереди контуры потемневших от времени руин. Это был монастырь принцессы Чарумати. Он стоял в высокой, суровой седловине, на фоне близких вершин и неба: остатки мощных крепостных стен из грубо тесанного гранита, колонны, разрушенные часовни, чайтьи[8], террасы и за ними — мощный белоснежный холм с кубом и золотым зонтом над ним — Великая ступа Ташинатх.
Через несколько минут они уже шли к запечатанному входу. Шли, не успев перенести вещи в экспедиционные палатки, не успев переодеться в рабочую одежду, махнув рукой на обед, на отдых, на устройство… Шли молча, торопливо и все ускоряли шаги. Шарма даже не показывал дорогу, четверо археологов будто чувствовали, куда идти. Руины стен, давно обвалившиеся потолки, рухнувшие колонны. Дальше, дальше. Все теснее переходы, все уже каменные коридоры, все темнее кельи без окон.
Поворот, зал, расчищенный от грязи и обломков, спуск по каким-то уступам, еще один, последний поворот, и тут Шарма с нелепым, пронзительным всхлипом: «А!» вскинул руки и застыл на месте. Вздрогнув от крика, застыли остальные.
Никакой двери, никакого запечатанного входа в каменной стене не было. Да и самой каменной стены не было. Они стояли перед горой скальных обломков, булыжника и щебня, наглухо заваливших проход. Впечатление было такое, что здесь кто-то ударил исполинским кулаком, ударил яростно, в безрассудном гневе, обрушив свод над проходом, обрушив боковые своды, словно раздавив весь коридор.
— Ч-то… что это значит? — запинаясь, спросил Шарма.
— Это значит, что кто-то опередил нас, — медленно, почти спокойно произнес Энгельбах.
Игорь подошел вплотную к завалу, запрокинул голову.
— Все правильно. Вход нельзя было трогать. Он был ловушкой.
— Вы знали это раньше? — спросил Бехал.
— Догадывался по снимкам.
— Почему же молчали?
— Сомневался. Хотел проверить на месте.
