Шейла Дайан - Пляжное чтиво
— О-о, ох, о-о, — стонала Марджори Эплбаум, лежа на гинекологическом кресле, прикрытая тонкой голубой хлопчатобумажной рубашкой и простынкой, пока большие, но нежные пальцы Элиота ощупывали ее изнутри и снаружи.
— Простите, что причиняю вам неудобство, — извинился Элиот, по-своему истолковывая ее стоны. — И я надеюсь, что вы будете рады услышать: я не нахожу ничего страшного, Марджори. Ничего, что могло бы объяснить ваши ощущения тяжести.
— Элиот, я так боюсь рака…
— Марджори, пожалуйста, поверьте мне, я не вижу никаких неприятных признаков…
— Моя тетя умерла от рака груди, и…
— Ваша грудь прекрасна, Марджори, никаких шишек, опухолей, само совершенство, — постарался успокоить ее страхи Элиот и вдруг осознал, насколько действительно совершенны ее крепкие груди.
— Может, вы осмотрите снова… просто чтобы быть уверенным…
— Марджори, поверьте мне, ничего…
— Пожалуйста! Я так напугана.
Элиот, по натуре очень сочувствующий человек, подчинился и сдвинул рубашку.
— Если это успокоит вас… но я уверен.
— О, я действительно чувствую себя лучше, Элиот. Я… о Элиот, у меня такие чувствительные соски, — ворковала она доброму доктору, сжимавшему ее розовый сосок, чтобы удостовериться, что в груди нет никакой жидкости.
Как ни старался Элиот оставаться объективным и профессионально отчужденным, ее голос расшевелил его. Раньше с ним не случалось ничего подобного, хотя он исследовал множество женщин, гораздо более привлекательных. Возбужденный и смущенный, Элиот вылетел из комнаты в надежде взять себя в руки.
— Я сейчас вернусь, Марджори. Можете одеваться, — сказал он, исчезая.
Пока Элиот плескал на лицо холодную воду, Марджори устроилась поудобнее и подтянула простынку повыше.
Элиот вернулся, считая, что для Марджори достаточно времени, чтобы одеться.
— Готовы, Марджори? — спросил он, легко постучав в приоткрытую дверь.
— Да, Элиот.
Войдя в комнату, Элиот с удивлением обнаружил Марджори на кресле. Он выдавил извинения и повернулся, чтобы уйти, когда Марджори позвала его. Он замер.
— Мне кажется, я знаю, в чем проблема, Элиот, — сказала она, протягивая ему руку. При этом простынка соскользнула, обнажая ее совершенную грудь.
Элиот попытался отвести взгляд, потому что, хотя он и смотрел на груди целыми днями много лет, эта грудь была совсем другой. Она была не просто анатомическим образцом жира и желез, это был трепещущий сексуальный мир. И этот мир подмигивал ему, звал, просил ласки. Дрожа, покрываясь потом, Элиот повиновался.
— Теперь хорошо, Элиот, — прошептала Марджори, смахивая капельки пота с его лба. А затем она пробежала шелковистой подушечкой пальца по его губам и, сунув палец ему в рот, коснулась языка.
Элиот совершенно потерял голову, борясь с желанием сунуть собственный палец между похожими на пиявки губами Марджори.
— Мне необходимо облегчение, Элиот. Это было так давно… я вся переполнена, — сказала Марджори, сдергивая с бедер простынку и обнажаясь полностью.
Элиот уставился на Марджори испуганными, полными слез глазами.
— Что я должен сделать? Я не знаю… Я должен идти, — заикался Элиот, отталкивая ее руку.
Но он стоял так близко — гора страха и желания, дрожащая, потеющая, — с так сильно бьющимся сердцем, что слышал его стук.
— Помогите мне, Элиот. Конечно, вы понимаете… все это давление… чувство, словно я сейчас взорвусь…
Элиот понимал, что его брюки заметно натянулись от эрекции.
— Здесь, Элиот, — сказала Марджори, и его взгляд последовал за ее рукой вниз к шелковистому рыжеватому треугольнику. — Коснитесь меня здесь.
Он подошел и встал между ногами Марджори и смотрел, как она ласкает себя. Одной рукой он потянулся коснуться ее, другой коснулся себя через одежду.
— Да-да, — шептала Марджори.
Вид ее оргазма вызвал его собственный. Но не успели прекратиться судороги, как Элиота охватило чувство вины. Он снова бросился в туалет, включил кран и стоял над раковиной, закрыв глаза. Его уши наполнились шумом льющейся воды, он пытался перевести дух, тошнотворные волны еще сдавливали горло.
В дверь постучали, и он услышал голос Марджори.
— Элиот! Вы в порядке?
Элиот крепко зажмурился и глубоко вздохнул.
— Элиот?
— Все прекрасно, Марджори. Все прекрасно.
— Я подожду в кабинете. Хорошо?
— Прекрасно, Марджори. Прекрасно, — сказал он, набирая в ладони холодную воду и погружая в нее лицо. Он поднял голову, уставился на себя в зеркало и прошептал: — Я животное.
Вернувшись в кабинет Элиота, Марджори взяла с его стола фотографию Робин и скривилась.
— Ревнивая сука, — обратилась она к фотографии. — Вы все ревнивы. И кто знает, сколько из вас соблазнили Дуга, пока я была в городе.
— Марджори, я… — начал Элиот, входя в кабинет.
— Элиот, я восхищаюсь фотографией Робин. Она так мила…
— Марджори, мне очень жаль. Не знаю, что на меня нашло. Я никогда не…
— О, Элиот, мне совсем не жаль, — успокоила Марджори, подходя к нему.
Но Элиот пролетел мимо нее за свой стол, в безопасность своего рабочего кресла.
Сев напротив него, Марджори продолжала:
— Вы сделали для меня нечто особенное, Элиот. Когда Дуг бросил меня, моя душа умерла. Вы заставили меня снова почувствовать себя живой.
Марджори взяла с его стола салфетку и промакнула глаза.
— Я не знаю, что сказать. Я…
— Не говорите ничего, Элиот. Будем считать это нашим маленьким секретом. Доверьтесь мне. Я никогда ничего никому не скажу.
— Но, Марджори… Я не хочу, чтобы вы неправильно меня поняли. Я люблю жену… Я никогда не собирался… это не то, что вы думаете…
— Больше ни слова, Элиот! Я понимаю, — Марджори умолкла и склонила голову, но не отвела свой взгляд от его глаз. — Спасибо, Элиот, я никогда не забуду ваших прикосновений.
Элиот ерзал на своем стуле, пытаясь смотреть на фотографию Робин или на пластмассовую модель женских органов на столе за спиной Марджори, и снова возбуждался, вспоминая происшедшее. Тряхнув головой, чтобы прогнать видения, Элиот встал.
— Марджори, я должен идти. Обход в больнице…
— Конечно, Элиот, — согласилась Марджори, вставая и открывая сумочку. — О, Элиот, сколько я вам должна?
— Ничего! Ничего, Марджори. Вы ничего мне не должны!
— Но, о Господи, как неприятно! Я, кажется, оставила дома наличные. Вы примете чек?
— Марджори, я сказал нет, — повторил он, обиженный самой мыслью о том, чтобы взять с нее деньги. — Считайте это профессиональной любезностью… или любезностью соседа…
— Вы так милы, Элиот. И раз вы так любезны… ну я только что заметила, что у меня нет денег, чтобы заплатить за стоянку. Я так смущаюсь… но не могли бы вы одолжить мне…
