Джан Макдэниел - Вернуться навсегда
— Вот и хорошо. Я позвоню вам в конце следующей недели, и мы договоримся окончательно. Теперь насчет кофе…
Сьерра усмехнулась:
— И насчет чека…
— Надо, чтобы она все время о тебе помнила, — учил Мэтт мальчика, сидящего на лошади. — И не сжимай так поводья.
Уилл послушался.
— Уже лучше. Потихоньку-полегоньку.
Уилл гордо ухмыльнулся.
Сегодня Мэтт оставил Вспышку в стойле и предпочел ей более спокойную и надежную Фантазию. Солнце грело ему спину, впереди открывался бескрайний простор прерий.
— Нет ничего лучше, чем проехаться верхом в такой денек, — сказал он, протянул руку и потрепал Фантазию по холке. — Для лошади тоже очень полезна длинная пробежка.
— Откуда вы столько знаете про лошадей? — спросил мальчик.
— Вырос среди них. Если правильно обращаешься с лошадью, она станет тебя уважать. Я был чуть старше тебя, когда начал чистить стойла, чтобы заработать денег на карманные расходы.
— Я тоже могу чистить стойла, но мама не разрешает.
— Она за тобой внимательно присматривает, верно?
Уилл кивнул.
— Постоянно. Я знаю, я ей нужен, чтобы о ней позаботиться, раз мой папа умер.
Мэтт присвистнул.
— Да, на тебе большая ответственность.
— Она теперь совсем не развлекается. А раньше меня всюду водила.
— У нее теперь много работы, голова другим занята.
— Вы хотите сказать, теперь так будет всегда?
— Да нет, наверное. Рано или поздно она перестанет скучать по твоему отцу.
— А я по нему перестану скучать?
— Не знаю.
— Вы мне покажете, как заставить лошадь прыгнуть?
— Не сегодня.
— Если вы научите меня ухаживать за лошадьми, мама не будет так волноваться.
— А она волнуется?
— Ага. Вы уверены, что вас назвали в честь святого Матфея?
— Да нет. Не думаю, чтобы меня назвали в честь кого-либо. А что?
— Матфей значит Божий дар.
Мэтт хмыкнул:
— Чтоб меня повесили. Где ты это узнал, в воскресной школе?
— Нет. Я посмотрел на Матфея в моей компьютерной энциклопедии.
— Черт.
— Простите?
— Ничего. У тебя свой компьютер?
— Папа купил. Мама сказала, что можем его оставить, но у нас нет денег, чтобы его усовершенствовать.
— Ты весьма смекалист, если тебе надо что-то узнать.
Уилл погрустнел:
— Боюсь, к животным это не относится.
— Кое-что из компьютера не узнаешь.
— В школе я участвую в пьесе…
От того, как он перескакивал с одной темы на другую, у Мэтта едва ли не кружилась голова.
— Рождественские живые картины?
— Рождественские хоралы. Я буду Скруджем. — Он набрал в грудь воздуха и произнес низким голосом. — Ба! Хамбаг!
— Замечательная роль. Будешь звездой.
— У меня есть два билета. Бесплатных. Один для мамы. А второй я бы хотел отдать вам.
— Мне?
— Вы ведь придете, правда?
— Не знаю, Уилл. Может быть, лучше отдать билет кому-нибудь из дедушек-бабушек?
— Они не пойдут. Они больше меня не навещают.
— Никто?
— Никто.
— Ну, я бы с удовольствием посмотрел представление, но не знаю, как долго здесь пробуду.
— Вы можете остаться. Мама ничего в лошадях не понимает, а старого менеджера арестовали. Она повеселела, с тех пор как вы появились, верно говорю.
— Арестовали?
— Полиция увезла.
— Уилл, ты не сочиняешь?
— Нет, сэр.
Выходит, Сьерра не преувеличивала, когда говорила, что они с Уиллом брошены на произвол судьбы. Мэтт не мог понять, почему все ее покидали. Впрочем, он не бросит Сьерру, пока не убедится, что она справится и с лошадьми, и с бизнесом. Так ему будет спокойнее. Она сама выбрала себе жизнь, но мальчишка заслуживает лучшего. И лошади тоже.
Энтузиазм мальчика по поводу его дебюта в качестве актера напомнил Мэтту первое родео, в котором он принимал участие. На свои деньги он купил родителям билеты и с гордостью вручил за ужином. Отец сразу же стал пилить за то, что он транжирит деньги. Разумеется, на родео родители не пришли. Если отец бывал дома, мать не могла никуда выйти без его разрешения.
Он помнил, как гордость уступила место душевной пустоте. Тогда он понял раз и навсегда, что завоевать одобрение отца ему никогда не удастся. Но Сэм был на трибуне и громко его поддерживал. Он часто жалел, что его отец не похож на этого битого ветрами старика.
Спасибо Господу за Сэма! Надо будет поехать и навестить его.
И теперь еще этот потерявший отца, разнесчастный малыш, на которого наплевали родственники, а мамаша относится к нему как к несмышленышу, и нет никого, кто бы объяснил ему жизненные тайны, ну, например, чем корова отличается от быка. С него не убудет, если он побудет Сэмом для этого мальчика хотя бы на один вечер.
— Надеюсь, место в первом ряду? — спросил Мэтт.
— Надо будет прийти пораньше, чтобы занять места получше.
— Я приду.
Почти стемнело, а Уилла и Грома все не было видно. Стало прохладно, так что Сьерра накинула на плечи кофту и пошла искать сына. Было тихо, только изредка слышалось лошадиное ржание.
Она обошла конюшни и удивилась, услышав звуки музыки кантри, доносившиеся из квадратного белого строения в конце участка.
— Что такое?.. — пробормотала она, приближаясь.
Сьерра знала, Мэтт здесь жить отказался. Может, Уилл туда как-то пробрался? Не должен бы вроде, но в последнее время она не знала, что от него ожидать.
Подойдя к двери, она легонько постучала и позвала:
— Эй?
Не получив ответа, Сьерра нажала на дверь и обнаружила, что та не заперта. Она нерешительно открыла ее.
— Есть кто дома? — снова позвала Сьерра.
Ни ответа, ни привета. Комната была пуста.
Она зажгла верхний свет. В маленькой комнате, совмещавшей гостиную и столовую, все было как в последний раз, сразу после ареста Тома. Сьерра заглянула в кухню, в спальню. Квартирка имела облезший вид, явно нуждаясь в ремонте. Мебель тоже старая. Но она принесла сюда свое лучшее постельное белье и занавески, которые привезла с собой из дома на Даллас-авеню. Развесила также цветные литографии и поставила цветы в горшках, чтобы хоть немного оживить интерьер.
Радио стояло около кровати в спальне. Сьерра сделала шаг в комнату, чтобы выключить его, как вдруг в дверях возникла высокая тень.
Она вздрогнула от неожиданности.
— Тебе не нравится такая музыка? — спросил Мэтт.
Сьерра прижала руки к груди. Сердце бешено колотилось.
— Прости, — ответила она. — Я думала, ты уехал домой.
— Просто решил посмотреть что и как и вышел наружу покурить. Мне подумалось, тебе не понравится, если твои замечательные шторы пропахнут табаком.
