Раиса Рябцева - Влюбить в себя
— Леня, а ты что скажешь? Как тебе пьеса?
Тот пожал плечами.
— Не знаю… нормальная.
У Барановского был такой вид, как будто он, по меньшей мере, Щепкин, а пьеса, в которой ему предлагают сыграть главную роль, заслуживает лишь того, чтобы висеть на гвозде в ватерклозете. Тем более удивительным для Шилова было поведение режиссера. Васильев проявил совершенно неожиданную для Никиты мягкость и принялся уговаривать Самохину и Барановского.
— Может быть, у вас все-таки найдется время для того, чтобы еще раз прочитать пьесу и определиться?
Почувствовав такое отношение к себе, актеры заартачились.
— У меня уже есть более интересные предложения, — сказал Барановский.
— Я тоже пока не решила, — добавила Самохина.
Никита наклонился к Васильеву и шепнул ему на ухо:
— Она не пойдет. Я совершенно не представляю ее в главной роли.
— Да погоди ты, — оборвал его Васильев. — И все-таки, Наташа, Леня, давайте еще раз попробуем вторую сцену из первого акта.
Барановский с видимым усилием согласился, а Самохина собрала свои вещи и стала спускаться со сцены.
— Юрий Петрович, я должна с сожалением заявить вам, что у меня совершенно нет времени. Пьеса, конечно, очень талантливая, я как-нибудь на досуге еще раз прочитаю ее. Но насчет постановки у меня существуют большие сомнения. Во-первых, это отнимет у меня много времени и сил, а во-вторых, я не хотела бы бесплатно делать то, за что в других местах можно получить хорошие деньги.
— Но мы можем решить все наши финансовые вопросы. К тому же, наш юный драматург только что признался мне в том, что вы именно та актриса, которую он мечтал получить в своей первой пьесе.
Самохина с интересом посмотрела на Шилова и широко улыбнулась. Никита попытался возразить Васильеву, но было уже поздно.
— Вот как? Это очень мило с вашей стороны, — промолвила Самохина. — Приятно видеть, что тобой интересуются молодые драматурги.
— Да, я… э… я просто восхищен вами, — насилу выдавил из себя Шилов.
Глаза Самохиной загорелись. Похоже, что ей давно никто не говорил комплиментов.
— Какая душечка, — проворковала она и обратилась к Васильеву: — Юрий Петрович, где вы нашли этого талантливого мальчика?
— Наташа, вы же знаете, что ради вас я готов на все. Когда мне ждать ответа?
Сделав эффектную паузу, Самохина неопределенно махнула рукой.
— Пока не знаю. Хотя нет, погодите… У меня появилась одна мысль. Сегодня у меня дома соберутся друзья. Приходите ко мне. Можете взять с собой этого талантливого мальчика, — она бросила многозначительный взгляд на Никиту. — Ты кто — мальчик или мужчина?
Никита растерянно хлопал глазами. Прежде ему никогда не приходилось встречаться с такой непосредственностью.
— В каком-то смысле я и то, и другое…
Но Самохина даже не услышала его ответа. Похоже, что для нее был важен сам вопрос.
— Ладно, не имеет значения, — махнула она рукой. — Приходите.
— Обязательно придем, — сказал Васильев с несвойственным ему энтузиазмом.
Повернувшись к Шилову, он незаметно мигнул ему. Но Никита покачал головой.
— К сожалению, я не могу.
— Почему? — немедленно спросила у него Самохина.
— Наверное, сегодня вечером я уеду в Питер, у меня есть срочные дела.
— Разве могут быть срочные дела у человека, которого я приглашаю к себе домой? — искренне изумилась Самохина.
— Нет, нет, он никуда не поедет, — ответил за Никиту Васильев. — Мы обязательно придем вместе.
— Вот и отлично, — бросила Самохина, протягивая Васильеву руку.
Тот церемонно поклонился и поцеловал ей ладонь.
— Пока, увидимся вечером. Юрий Петрович, проводите меня.
Никита погрузился в горестные раздумья, а Самохина, взяв Васильева под руку, прошествовала к выходу.
Через пару минут после того, как они ушли, к Никите подсел Сергей.
— Привет, — весело сказал он, — как дела?
— А, это ты, — Никита махнул рукой. — Дерьмо.
— Что стряслось?
— Васильев хочет взять на роль Самохину.
— И что в этом такого?
— Да ей уже лет восемьдесят, давно на пенсию пора. А Васильев хочет, чтобы она играла мою мать в молодости.
— Старик, ты неправ, — засмеялся Лисичкин, — я ее только что видел в вестибюле. Ей наверняка лет тридцать восемь, не больше.
— А по-твоему, этого мало? — проворчал Никита. — К тому же, она сама не хочет играть эту роль. А Васильев упрашивает, бегает вокруг нее на задних лапках.
Сергей как-то странно засмеялся.
— Спешу тебя успокоить, Никита. Она будет играть в этой пьесе.
— Почему ты так думаешь?
— Я был свидетелем ее разговора с Васильевым. Знаешь, что она ему сказала? «Мне позарез нужна роль в этой пьесе. Если ты отдашь ее какой-нибудь другой актрисе, я тебе яйца оторву».
— Не может быть, — искренне изумился Никита. — Она ведь только что, при мне, сказала, что у нее есть более выгодные предложения, и что эта роль ее не устраивает.
— Тут все просто, как пять пальцев. Ни одна уважающая себя актриса, тем более с таким именем, как у Самохиной, не опустится так низко, чтобы немедленно броситься на первую попавшуюся роль.
— Но ведь она давно не играла.
— Это не имеет никакого значения. Ей нужна эта роль, и она вцепится в нее мертвой хваткой, вот посмотришь. Для нее это единственная возможность вернуться на сцену и попробовать снова возбудить интерес к себе.
— Сегодня вечером она пригласила нас с Васильевым к себе домой, у нее там собираются какие-то друзья. Я хотел отказаться, но…
— Да ты что, с ума сошел? Тебе обязательно надо этим воспользоваться. Ей нужно внимание, понимаешь? Ведь она актриса. Представь себя на ее месте. Тебя вызвали в театр, всучили текст и говорят. «Нам нужно, чтобы вы сыграли главную роль». Так неинтересно. Нужно обставить все это, превратить в маленький спектакль.
— Мне страшно не хочется идти туда, — признался Никита. — Такое ощущение, что меня хотят купить.
— А ты и приехал сюда для того, чтобы подороже продаться, — убежденно сказал Лисичкин. — Сейчас все только этим и занимаются. Ну, хочешь, я схожу с тобой?
— Сделай отдолжение, — с облегчением выдохнул Никита. — Я не люблю этих шумных сборищ.
Самохина жила на Новом Арбате. В этот вечер ее просторная квартира была полна гостей. Как только Никита впервые перешагнул порог, у него появилось ощущение, как будто раньше он уже был здесь. Снова какие-то малопонятные личности в пиджаках с блестками вели разговоры о вечном мужском одиночестве и неустроенности, кто-то усиленно налегал на выпивку и закуску, долгие споры о последних театральных постановках сменялись грохотом музыки и танцами.
