Раиса Рябцева - Влюбить в себя
— Пьеса показалась мне рыхлой, излишне затянутой. Некоторые сцены вообще не имеют права на существование. Кое-что выглядит просто странно. Все в целом — не смешно.
Никита прикрыл глаза рукой в страхе услышать окончательный приговор. Но Васильев, к его изумлению, неожиданно сказал:
— Но мне нравится. Несмотря на все недостатки, мне твоя пьеса понравилась.
Никита криво усмехнулся.
— Большое спасибо, вы очень любезны.
Васильев помахал ему пальцем, как разбаловавшему шалунишке.
— А ты не умничай, парень, не умничай.
Режиссер положил папку с рукописью на стол и стал задумчиво перелистывать страницы.
— Я тебе скажу, почему она мне нравится. В этой пьесе есть то, что я люблю. Она правдива. Ты знаешь, это может показаться странным, но в последнее время мне не попадались работы, за которыми я видел бы настоящую жизнь, настоящие чувства. А вот в этой пьесе они есть.
Он встал из-за стола и отвернулся к окну. Пауза затягивалась.
Никита и Сергей переглянулись, пожали плечами.
— Юрий Петрович, вы меня, конечно, простите, — взял на себя инициативу Лисичкин, — но все-таки нам хотелось бы узнать — что вы решили насчет постановки?
— То есть?
— Помнится, вы говорили, что намерены сделать спектакль по этой пьесе. Надеюсь, это еще в силе?
Васильев посмотрел на него с таким неодобрением, что у Никиты все внутри похолодело. Может быть, Лисичкин поторопился?
— Я еще ничего не решил.
— Но ведь… — начал было Сергей, однако Шилов дернул его за рукав.
— Да, молодость всегда нетерпелива, — улыбнулся Васильев. — Я понимаю, вам все хочется знать наперед. Что ж… сформулируем вопрос так: Никита, ты смог бы на месяц запереться в четырех стенах и притвориться, что еще не все знаешь в этой жизни?
Никита повеселел. Значит, его пьеса все-таки будет принята к постановке. Необходимо лишь доработать ее.
— Конечно, — кивнул он.
— А это не будет мешать твоей личной жизни, каким-то другим планам?
— Нет, — уверенно ответил Шилов. — Во-первых, я приехал сюда затем, чтобы добиться постановки. Ради этого я готов сидеть взаперти даже целый год.
— Ну, год — это слишком много, я могу и не дожить, — улыбнулся Васильев. — А вот месяца будет вполне достаточно. Ты еще что-то хотел сказать?
— Да. Кроме всего прочего я надеюсь, что мне поможет Сергей.
— Это лишнее, — заявил режиссер. — Над этой пьесой будем работать только ты и я. Я возьмусь за постановку лишь тогда, когда мы сделаем из сырой рукописи настоящее произведение искусства.
Когда Сергей и Никита вышли на улицу, Шилов выглядел самым счастливым среди живущих на этой земле. В мечтах ему уже грезились премьера, шумный успех, рукоплескания публики, положительные заметки театральных критиков в газетах и журналах…
— Я уверен, что все будет отлично. Мне показалось, что Васильев думает точно так же, — сказал он.
Но Лисичкин был настроен менее оптимистично.
— Он, конечно, хороший режиссер, но мне показалось… — Сергей осекся.
— Что тебе показалось?
— По-моему, он не хочет давать мне главную роль.
— Нет, это невозможно. Я сам буду настаивать на том, чтобы именно ты играл роль моего отца. В конце концов, драматург я или нет? Я имею право выбирать актеров на роли в моей пьесе.
— Ты плохо знаешь театр. Актеров будет выбирать режиссер. Теперь судьба постановки зависит от него.
— Но ведь я лучше знаю характеры своих героев.
— Это не имеет никакого значения. Режиссер разрабатывает сценическую концепцию, не говоря уже о том, что саму пьесу он постарается подогнать под собственные представления. Впрочем, если он и не выберет меня на главную роль, то будет прав.
— Почему? Ведь ты так давно мечтал об этой роли.
— Я еще слишком молод для нее. Наверное, мне не стоит переживать по этому поводу.
— Ты уверен?
— Да. Теперь совершенно уверен. Сначала надо попробовать себя в роли второго плана. Все-таки, к работе на маленькой камерной сцене я еще не привык.
— Что ж, это твое право. Хотя на месте режиссера я бы все-таки рискнул.
— Нет, я знаю его принципы. Молодежь молодежью, но Васильев будет делать ставку на известных актеров. С другой стороны, в этом нет ничего плохого. Это, по меньшей мере, обеспечит интерес к премьерному спектаклю.
Так прошло несколько недель. Шилов вместе с Васильевым работали над пьесой. Дело шло медленнее, чем они надеялись.
Так часто бывает: то, что поначалу выглядит простым, на самом деле оказывается гораздо сложнее. Возникают почти непреодолимые препятствия, хочется все бросить и уехать домой.
У Никиты даже не было времени, чтобы на пару дней сгонять в Питер. Он часто звонил Насте, но чаще приходилось разговаривать с ее мамой, чем с ней самой. Анастасия много времени проводила с Запольским. Когда же Шилову удавалось дозвониться до самой Анастасии, настоящего разговора между ними не получалось. То она куда-то торопилась, то у нее было плохое настроение, то голова болела. Однако Никита был слишком занят собственными проблемами, чтобы сообразить, что происходит. Даже ревность отступила на второй план. Сейчас перед ним стояла одна, главная, цель — закончить работу над пьесой и приступить, наконец, к репетициям.
Однажды днем во время перерыва в работе Никита снова позвонил в Питер и, к его счастью, трубку подняла Настя.
— Привет!
— Здравствуй, Никита, — ее голос звучал сдержанно и прохладно.
— У тебя есть несколько минут, чтобы поговорить со мной?
— Если можно, побыстрее.
— Ты куда-то торопишься?
— Нет, — голос ее прозвучал не слишком уверенно. — Как твой друг, Сергей?
— Вроде у него все нормально. Честно говоря, мы редко видимся.
— Почему? Ведь вы живете в одной квартире.
— Я занят своими делами, он — своими. У него сейчас какая-то работа на «Мосфильме». Он получил небольшую роль в кино. А я работаю над пьесой.
— И как обстоят твои дела?
— Мне кажется, все нормально. Васильев до волен. Если хочешь, я отошлю тебе новый вариант рукописи.
— Нет, нет, не надо, — излишне торопливо сказала она.
— Почему? Ты не хочешь читать?
— Я обязательно прочитаю. Потом… у меня сейчас мало свободного времени.
— А чем ты занята? Я хотел приехать на выходные. Кажется, появился небольшой просвет в работе.
— Меня на выходные не будет. Я уезжаю.
— Куда?
— Мы едем в Прибалтику. Авенир хочет показать мне Тарту.
— Что? Вы едете в Прибалтику? — голос Шилова едва не сорвался на крик.
Насте нетрудно было догадаться о его настроении.
