Александр Ермак - Записки озабоченного (Гормональный репортаж)
— Нам пора. В ту сторону…
— Идем.
Уже молча и быстро проходим мимо нескольких домов. Проникаем в какой-то двор. У-у… Знакомая картина: несколько подъездов с одной стороны и детский сад — с другой. Я, конечно, тут же подумал о Наташе. Вспомнил домик на игровой площадке, голый круп в лучах фонаря…
Слава богу, мы вошли в подъезд дома. Поднимаемся на лифте. Русалка улыбается. Я тоже. Глупо, но не плакать же?
Выходим на лестничную площадку. Она вытаскивает ключ. Открывает дверь:
— Заходи.
Русалка проскальзывает в квартиру следом за мной. Я тянусь к пуговице на пальто. Но девчонка толкает меня к двери в ванную:
— Я же предупреждала. В чем пришел.
Все же до ванной мне удается сбросить пальто. Но все остальное: ботинки, джинсы, джемпер — на мне.
Она запихивает меня в ванную. Забирается сама. Ага, без своей переливающейся куртки. Тоже успела сбросить. Но в остальной одежде. Честно.
Включает воду. Сверху из душа хлынуло. Я вздрогнул:
— Холодная!
Регулирует. Я отскакиваю насколько возможно из-под струй:
— Горячая.
Наконец теплая. Я прижимаю Русалку к себе. Провожу рукой по волосам, опускаюсь ниже. Вообще-то не самый большой кайф чувствовать под пальцами мокрую ткань. Но хорошо все же, что не чешуя.
Губами нахожу ее губы. Целую. И начинаю стягивать с Русалки одежду.
Расстегиваю мокрую рубашку. Долго вожусь с прилипшим к ее телу, запутавшимся в мокрой майке лифчиком.
Да, в этой возне, в ожидании есть, конечно, свое удовольствие. В сухом бы виде раз-раз и готово к употреблению. А так томишься, изнемогаешь.
Наконец, мне на руки выпадают две приличные груди, по которым текут теплые струйки воды. Берусь за ремень ее брюк. Но она отводит мои руки. Начинает расстегивать мне джинсы. Долго-долго борется с железными пуговицами.
Наконец, поддалась одна. Вторая. Третья. Четвертая. Русалка опускается на колени и с трудом сдирает вниз задубевшие от воды джинсы. Зубами стягивает с меня трусы.
Я кладу руки на ее мокрую голову. Мне становится очень сладко…
Потом мы трем друг друга огромными махровыми полотенцами и высохшими телами. И без сил снова валимся в ванну. Заполняем ее теплой водой и новым желанием.
Русалка извивается на мне и подо мной. И стонет:
— Ну, давай, давай, поедем на море. Хочу делать это в море, в океане. Под солнцем. И под луной…
Я выключил в квартире свет. В ванную через зеркало и открытую дверь проник какой-то отблеск. Может быть и лунный.
Конечно же, я завис у Русалки до утра. Пришлось сушить вещи на батарее. Но и за всю ночь они не просохли. Собственно, я не торопился. Но она подняла меня с утречка:
— Мне в институт пора…
Русалка-то оделась во все новое, сухое. А по моим трусам и джемперу пришлось на скорую руку пройтись утюгом. В общем, я ушел от нее во всем сыром, как настоящий водяной от настоящей русалки. Хорошо хоть пальто осталось сухим.
В метро народ на меня посматривал. Кто с любопытством, кто с опаской. Ботинки-то были совсем мокрыми и вокруг них отжимались лужицы.
Но я старался не думать об окружающих людях, Русалка была, что надо. Один язычок чего стоит.
Выйдя из метро, я задрожал на утреннем прохладном ветру. И не выдержал.
Побежал, имитируя утреннюю пробежку.
Дома налил себе полстакана водки. Залез в горячий душ (в какой раз за последние сутки). Потом выпил еще полстакана сорокоградовки и забрался под теплое одеяло. Мне нельзя простывать: у меня ведь и статья про энерготарифы, и график…
— Да, Мерлин? — спросил я у портрета, схлопывая веки.
И вроде даже услышал ответ:
— Да, милый, это же святое…
— И график, и график… Это же святое, святое… — подхватили окружившие меня переливающиеся бабочки.
Капустницы, крапивницы, махаоны… А еще между ними почему-то был морской конек. Нет, морская лошадка… Нет, кефаль. Или семга…
Проснувшись первым делом проверил почтовый ящик. Пришли ответы на мои письма. На все. Удивительно.
Вскрываю первое:
«Мой ласковый и нежный зверь, встречай меня в субботу на площади Пушкина у памятника в 16.00. Твоя зверушка будет в красном шарфике».
Все-таки не избежать мне встречи под поэтом. Значит, будет в красном шарфике. И все? Ищу еще приметы в предыдущем письме: «Пухленькая блондинка. Рост — 162». Думаю, опознаю: невысокая, пухленькая, блондинка, в красном шарфике.
Так, помечаем в графике: суббота — Зверюшка. Читаю следующее послание. От Ольги: «Хомо сапиенс, я безусловно хочу встретиться с вами…»
Гуд.
Теперь от Ники: «Мой ласковый и нежный зверь, так воссоединимся же…»
И от Виолы: «Хомо сапиенс, я согласна под Генделя…»
И от «Твоя Я»:
«Вот я на цыпочках, тянусь, тянусь, Лови меня, Твоя я, я — твоя…»
Ага, есть еще послание и от совсем новенькой «физиологички»: «„С шашкой наголо“, мои ножны в твоем распоряжении. Анюта (26 лет, глаза голубые, 172 см, грудь — есть)».
Особенно приятно, что грудь есть…
Итак, что у нас с графиком получается:
Суббота-Зверюшка, Вторник — Ласка, Далее можем предложить следующий вариант:
Суббота (воскресение) — Ольга, Вторник (среда) — Ника, Суббота (воскресение) — Виола.
Вторник (среда)- «Твоя я».
В резерве на подмене — Анюта.
Да, блин — нехилый график выстроился. Прям как на работу ходить. Но справлюсь, в удовольствие все-таки. Пока, по крайней мере.
А вот ни от одной Мерлин писем нет. Значит, и не существует их больше, кроме моей настенкевисящей…
Остаток пятницы и часть субботы корплю над своим материалом об энерготарифах. Дело в общем спорится, и на следующей неделе наверняка сдам. Порадую редактора. Да и себя — гонораром.
Ага, пора ехать на Пушкинскую к Зверюшке.
Топчусь под памятником. Выходит из подземного перехода невысокая, пухленькая, в красном шарфике, блондинка.
— Извиняюсь. Зверюшка?
Она смеется:
— Можешь звать меня Верунчик.
Зверюшка прямиком везет меня к себе домой. Метро, автобус, лифт, квартира. Усаживает на кухне. Так вот легко в дом заводит первого встречного? Неужели такая простая? А чего тогда просто адрес не дала сразу? Боялась, что заблужусь? Или все-таки хотела на меня предварительно глянуть?…
Вера суетится у стола и плиты. Наливает мне чая. Нюхаю — с мятой. Выставляет огромную тарелку с пончиками. Вкусно!!!
Уминаю пончики. Когда я последний раз такие ел. ТАКИЕ — никогда! Да, женщины пытались найти путь к моему сердцу через желудок. Пекли всякие торты. Салаты строгали бог знает из чего. Но таких пончиков — никто, никогда.
Я смотрю на Верунчика. Да она и сама похожа на пончик. Вскипаю, как лис, приметивший колобка. Встаю, прижимаю ее. Точно, эта девушка и на ощупь мягка необычайно.
