Александр Ермак - Записки озабоченного (Гормональный репортаж)
— Старушка мне уже говорит: «У меня картошка еще с прошлой субботы не кончилась». А я ей: «Давайте капусты куплю». Она не хочет. Я тогда к соседке снизу бегу, с ней договорилась. Так что ты овощи почти на весь подъезд доставлял. И по графику можно сказать. Помнишь, ты спросил в какие магазины и когда я хожу? Я до этого ходила как придется. А потом по тем дням, как тебе сказала. Чтобы мы точно встречались…
Постепенно напряжение нас оставило. И я почувствовал, что мне становится как-то необычно хорошо, что все вокруг наполняется чем-то неуловимым, тем, наверное, что называют уютом.
Ни с Зойкой, да и ни с какой другой женщиной я такого никогда не испытывал. А Марина как будто всегда была здесь, рядом со мной. Почему? Не знаю. Но это именно так, так…
Я встал. И она встала. Мы обнялись. И поцеловались. Просто. Естественно. Марина осталась у меня…
Вот уже несколько дней мы живем вместе. Покупаем и относим продукты, лекарства ее родителям, но обосновались в моей квартире. Перенес сюда две больших сумки с вещами Марины. Жду ее с работы и корплю, корплю над пятой частью репортажа:
«…Очередь тем временем слегка качнулась вперед, и я автоматически делаю шаг следом. Но что-то там у прилавка изменилось, и все отпрянули на прежние места. Я же, занятый своими мыслями, задний ход дать не успел — сурово наступил на ногу впередистоящего гражданина… гражданки… женщины… девушки.
Попавшая под мой испанский сапожок ойкнула от боли, обернулась:
— Что же вы делаете?.».
Звонок в дверь — Марина вернулась:
— Ю-би-ду-би-да!..
Ужинаем вдвоем за столиком в комнате. Со свечами и красным вином. И снова говорим. И раскрываем все новые тайны. Наконец, рассказываю ей, что скоро закончу работать над одним оч-чень интересным репортажем. Киваю на стену:
— Не ревнуй, но посвящу его Мерлин.
Марина долго смотрит на портрет. Потом лукаво спрашивает:
— Тебе нравится Мерлин?
Я серьезен:
— Да. Очень…
Марина подскакивает, как бесенок:
— Ха. Хочешь сюрприз? Выйди-ка на кухню.
Выхожу. Курю. Что это она придумала? Я же всегда с опаской относился к слову «сюрприз». Но Марина пока дарила мне лишь приятные впечатления. Так что надеюсь…
Кричит:
— Заходи.
Вхожу в комнату. И колени мои вздрагивают. Боже, Мерлин в своем воздушном платье распахивает балкон. Наглый теплый ветер рванул к ней под платье. Белое одеяние вздулось, раскрылось парашютом, обнажив ее ножки и трусики.
Я не даю платью опуститься. Без всяких причудливых прелюдий хватаю и бросаю Мерлин в нашу чистую постель.
— Да, — говорит она без акцента, закатывая глаза и выгибая спину.
— «Йес», — почему-то шепчу я, стягивая с нее последнее препятствие.
Я вонзаюсь в нее турецким ятаганом. Всхлипывает пенсионер-диванчик. И тут же ее томное:
— Да…
И мое общеобразовательное:
— «Йес…»
— Да…
— «Йес…»
— Да…
— «Йес…»
— Да…
— «Йес…»
Я чувствую, как внизу, где-то глубоко внутри живота начинает теплеть. Там формируется горячий шар. С каждой секундой он становится все больше и больше. Он сладко жжет и давит. И давит, давит. Еще немного и огненный шар вырвется на волю вулканом, фейерверком, фонтаном кайфа.
— Да…
— «Йес…»
— Да…
— «Йес…»
— Да…
— «Йес…»
Нас сотрясает почти одновременно…
Мы лежим вне времени, вне пространства. Пять минут? Десять? Час?..
Сознание возвращается. Голова начинает соображать:
— Но Мерлин?
Марина смеется:
— Она мне всегда нравилась. В детстве я очень хотела быть похожей на нее. Когда подросла, даже красилась в блондинку. А в этот Новый год у нас на работе был карнавал. И я сшила себе это платье, купила парик. Тебе понравилось?
— Очень.
Марина опустила мне голову на грудь. Сказала негромко:
— Знаешь, а ты немного похож на моего любимого актера. На Алека…
Жму плечами:
— Да, ну?
Приподнимается. Водит пальцем по моему лицу:
— Точно, точно. Нос, губы…Тебя еще только во фрак одеть.
— Нет ничего проще. Вот допишу свой репортаж, получу гонорар, раздам долги, а на остаток мы пойдем покупать мне фрак…
Опять смеется:
— Ловлю на слове. Обещаешь?
— Обещаю…
Утром, проводив Марину на работу, снова сажусь за пятую (последнюю?) часть репортажа:
«Нас сотрясает почти одновременно… Мы лежим вне времени, вне пространства…»
