Джессика Марчент - Любовь в Люксембурге
– Я не… Говорю тебе, я… Ты… ты нарочно не включил свет, и я поняла, что ничего особенного для тебя не значу.
Тишина, воцарившаяся после ее слов, надолго повисла между ними. Поль, хмурясь, наблюдал за Тэффи, и когда он снова заговорил, в его спокойствии слышались раскаты грома:
– Ты бы предпочла забеременеть?
– Т-ты опять начинаешь, – попыталась она справиться со своим голосом. – Тебе обязательно быть таким… таким приземленным?
– Нет ничего более приземленного, чем беременность. Конечно…
– Прекрати! – Она заткнула уши. – Не хочу ничего об этом слышать.
– Предпочитаешь испытать на себе? – Слова с трудом просачивались между его стиснутыми зубами, но легко проникали сквозь ее пальцы, которыми она зажала уши. – Думаешь, такие вещи перестают существовать только потому, что ты о них не желаешь слышать?
– Ты совсем не хочешь меня понять, – всплеснула она руками. – Когда ты не предупредил, что собираешься делать, это выглядело так, как будто ты мне не доверяешь…
– Доверять тебе!..
Он с такой силой произнес эти слова, что Тэффи отступила на шаг и наткнулась на кресло. Она села в него и застыла с опущенной головой, опасаясь поднять глаза на Поля и увидеть вместо него Люцифера во вспышках огня.
– Ты глупая маленькая… – Он глубоко вздохнул и продолжал: – Ты, наверное, считаешь, что доверие – форма контроля за рождаемостью.
Ее голова опустилась еще ниже.
– Нет? Тогда, может быть, ты хочешь иметь ребенка?
Тэффи вздернула подбородок:
– Конечно, нет!
– Ты уверена? Ты не первая женщина, пытающаяся подцепить таким образом богатого мужа.
Не успел он договорить, как Тэффи вскочила, сжав кулаки.
– И ты считаешь меня такой дрянью?
– Я не говорю, что ты достаточно умна, чтобы все это проделать. – Его гнев уступил место ледяному спокойствию. – Но такая мысль могла случайно прийти в твой незрелый умишко…
– Поль, нет! Клянусь, нет! – Тэффи сдерживала слезы, которые на этот раз были более искренними. – Я никогда даже не думала об этом!
Его силуэт расплылся у нее перед глазами, и она зашарила по карманам в поисках носового платка. Поль вежливо протянул ей свой – белоснежный, безупречно отглаженный и… со свернувшейся, подобно золотистой змейке, вокруг кораллового сердечка цепочкой Аннет Уоррен.
Так вот почему он подозревает Тэффи… Белое, розовое и золотое слились в одно пятно и разделились, когда Поль уронил брелок на пол.
– С-спасибо. – Она уткнулась в платок, радостно вдыхая знакомый аромат дикого тимьяна: – Она… – Тэффи пошевелила холодную цепочку босой ногой, – пыталась заполучить тебя таким образом?
– Оставь Аннет в покое.
– Н-не могу. Из-за н-нее ты подозреваешь всех и не веришь мне…
– Какое это имеет значение? Просто так ты притворяешься или с определенной целью – какая разница?
– Очень большая!
Тэффи отняла платок от лица и протянула ему – маленький белый флаг, возвещающий о сдаче позиций. Один взгляд на неподвижную неумолимую фигуру показал ей, каким бессмысленным был ее жест.
Вдруг она поняла, как сильно его хочет. Сейчас даже его насмешки обрадовали бы ее.
– Как ты мог подумать, что я нарочно хочу забеременеть, чтобы окрутить тебя? – Она смотрела на зеленоватые разводы на ковре, на залитую солнцем улицу, куда угодно, только не на Поля. – Мы… Мне казалось, мы…
– Любим друг друга? – закончил он, не щадя ее Чувств. – Ты действительно веришь, что созрела для любви?
– Поль, п-пожалуйста, не порти все…
– Ты просишь меня не портить все? – Он презрительно уставился на нее. – А тебе не кажется, что твоя выходка и так уже все испортила?
– Я только…
– Ну да, ты только скрываешься в ванной, ничего не объясняя, именно в тот момент, когда мы должны быть вместе… – На этот раз замялся он, как бы пытаясь преодолеть или скрыть свою слабость.
– Я не могла быть с тобой, зная, что для тебя то, что мы вместе, не значит ничего особенного.
– Какая же ты дура! – Поль резко повернулся и пошел к двери.
– Не понимаю, какой был бы прок, если бы я и осталась с тобой? – спросила она, идя вслед за ним по коридору к спальне.
Не оборачиваясь, он вошел в спальню и наклонился к вещам, разбросанным по полу. Одно-два движения, и галстук, носки, пиджак лежат на кровати. Подобрав ботинки, он выпрямился, сохраняя безразличное выражение лица.
– Отойди. – Он сел на кровать и быстро натянул носки.
– Т-ты уходишь? В-вот так? – Губы Тэффи задрожали.
– Да, как ты мне велела.
– Н-но я не хотела…
– Не хотела, верно, – отрезал он с грубой откровенностью. – Предполагалось, что я останусь и буду утешать тебя, как ты привыкла.
– Откуда тебе знать, к чему я привыкла? Он бросил на нее быстрый взгляд и продолжал зашнуровывать ботинки.
– Это видно по всему, что ты говоришь и делаешь. Даже по тому, как ты на меня смотришь. – Он взял галстук и подошел к зеркалу. – Ты избалована донельзя. Думаю, это вина родителей.
– Неправда. – О эти слишком хорошо знакомые слова! – У моих родителей бар и трое детей кроме меня.
– И все же они слишком потакали тебе. – Из зеркала на нее холодно глянуло его отражение. – Наверное, потому, что ты у них единственная девочка.
Другие мужчины говорили Тэффи то же самое, но для нее это не имело значения. Теперь же она радовалась, что он не взял свой платок, потому что слезы все текли и текли.
– Ты с-сказал, у н-нас все б-было гораздо л-лучше, чем ты м-мечтал…
– Так оно и было, мышка, так оно и было. – Он оглянулся на нее, надевая пиджак. – До тех пор пока ты не решила, что я преступник.
– Я н-никогда не говорила, ч-что ты п-преступник. – Она тяжело вздохнула, пытаясь найти силы объяснить еще раз. – Просто то, что… ты сделал… было не похоже на… – Бесполезно, она не смогла договорить.
– На любовь? – Поль пожал плечами. – Я по-настоящему увлекся. Никогда не мог устоять перед блондинками…
Он замолчал. Тэффи подняла глаза, окрыленная словами и теплотой его голоса, но он отвернулся:
– Подумать только, мне даже нравилось носиться с тобой!
Он достал из внутреннего кармана расческу и причесался. Хотя он не смотрел сейчас в зеркало, это ему не помешало, и Тэффи, наблюдавшая за ним, поняла почему: в таком настроении он всегда добивался своего.
– Ну ладно. – Он спрятал расческу, став почти таким же безупречным, как при первой встрече с Тэффи. – По крайней мере я вовремя тебя раскусил.
Да ведь это ее собственные слова, она произнесла их в ванной, и их никто не услышал. Разница была в том, что в отличие от нее Поль действительно так думал. Она собрала все силы, чтобы задать последний вопрос:
