Развод. (не)фиктивная любовь (СИ) - Стоун Ева

Я знаю, что Марьяна считает меня испорченным. Ведь что ещё могло вырасти из мажора? Ведь точно не мужчина, который способен чувствовать.

Время шло, Сара росла, я жадно перенимал азы бизнеса от отца, чтобы выйти из его тени, а Марьяна меня тихо ненавидела. Я ещё помню, думал неоднократно, что реально, оказывается, от любви до ненависти — один шаг.

Ведь она точно меня любила, а сейчас смотрит затравленно.

И никакие мои слова не могут этого изменить.

— Как ты? — спрашиваю я, стоя в дверях, когда привожу Сару с прогулки.

На поводке рядом со мной Джек, который рад видеть Марьяну. Она в ответ тоже рада видеть его и ласково гладит по голове.

Я снял жене с дочкой квартиру в хорошем районе и дал водителя, чтобы тот помогал. Да и что скрывать — мне хотелось знать о передвижениях своей жены, даже если она съехала.

Но Марьяна отказалась и вместе с Сарой переехала к своей маме.

— Нормально, — Марьяна улыбается, когда играет с псом, но стоит ей поднять глаза ко мне, её взгляд меняется. Становится смущённым, что ли.

— Извини за мой внешний вид, мы там с мамой в огороде копаемся, — она убирает со лба прядь волос. — Сначала пололи, а сейчас перекопать несколько грядок надо, так что ты извини, я, наверное, пойду…

Она уже кладёт руку на дверь, чтобы развернуться и уйти.

— Давай помогу.

— Что? — она смотрит на меня широко распахнутыми глазами, будто ослышалась.

— Я говорю, давай огород перекопать помогу.

— Артур, — она смотрит на меня исподлобья со спрятанной в губах улыбкой. — Извини, но где ты, а где огород простых смертных? Спасибо, что предложил, но…

— Я серьёзно. Без мужика с огородом никак не справиться. Не скромничай. Думаю, вам лишний работник не помешает.

И по возникшему на лице жены сомнению понимаю, что нет — не помешает. Однако от сильнейшего стеснения она не знает, куда деться.

Хорошо, что на подмогу приходит свекровь и сразу же на моё предложение соглашается. Вместе с её согласием мне в руки ложатся старая майка и штаны.

— Это рабочая одежда, — поясняет свекровь. — Переоденься, зятёк, чтобы своё брендовое не пачкать. Галоши я тебе позже дам, — машет она рукой.

На слове «галоши» Марьяна начинает смеяться так, что держится за живот. А я ловлю себя на желании, чтобы этот момент длился вечно. Я никогда не видел её такой. Открытой, смеющейся, даже игривой.

Видно, как она раскрылась рядом со своей матерью благодаря чувству безопасности.

Я тоже хочу, чтобы рядом со мной она была такой.

Правда, в огороде романтические мысли как рукой снимает. Физический труд он и в Африке физический труд. Но мне даже нравится.

Правда, временами приходится вырывать из рук то свекрови, то Марьяны тяжёлые вёдра и лопаты.

Видите ли, они всё сами могут, и никак мне до них не достучаться, что для тяжёлой работы есть мужик.

День стоит тёплый. Сара просится купаться — для этого мы надуваем на неё маленький детский бассейн и наполняем его тёплой водой. Она переодевается в смешной розовый купальник и со счастливыми визгами балуется в воде под присмотром взрослых и Джека, который привязался к Саре и Марьяне сильнее, чем за годы ко мне.

И до меня вдруг доходит, что это и есть настоящая жизнь.

Семья в огороде, смеющийся ребёнок в маленьком детском бассейне, валяющийся в грязи счастливый пёс.

А не грёбаные контракты, разные страны, боль и ненависть.

Я не помню, когда в последний раз чувствовал себя настолько живым. Чтобы стакан прохладной воды был таким вкусным, и чтобы я с таким голодом уплетал на скорую руку сделанные бутерброды с колбасой.

— Ой, ну спасибо тебе, зять, помог ты мне, конечно, знатно! — окидывая довольным взглядом перекопанный огород, говорит свекровь.

— Да не за что, — отмахиваюсь. — Мелочи.

— Но посмотрим, как ты завтра запоёшь, сынок, когда спину разогнуть не сможешь, — смеётся она. — Но если силы будут, то можешь приезжать. Картошку сажать будем!

— Хорошо, я приеду.

Я вижу, как взгляд Марьяны меняется, когда я говорю это. Безразличием тут и не пахнет.

— Да что ты, зять, я же шучу, — смущается свекровь. — Там же опять работа на целый день. А у тебя своих дел, наверное, по горло. Мы с Марьяной справимся сами!

Клянусь, меня от этого «сами» скоро трясти начнёт.

Поразительно, что большую часть моей жизни я пересекался с противоположным видом женщин, которые сами натужиться даже на простейшие дела не могли, а тут — такое.

Видно, что ни Марьяна, ни её мать не привыкли к мужской помощи.

И это коробит. Очень сильно коробит.

Я должен это исправить. Чтобы у моей дочери в лексиконе не было слова «сама», когда дело касается мужских занятий.

Глава 22. Не убегай

Следующие несколько дней все домашние хлопоты, для которых нужна грубая мужская сила, ложатся на плечи Артура.

Я не понимаю его мотивацию. Или скорее — не хочу понимать. Ладони каждый раз потеют, когда я вижу его. А сердце болезненно бьётся в груди, пока я тайком наблюдаю за тем, как он выполняет мамины поручения.

Я же съехала для чего? Чтобы — с глаз долой, из сердца вон! Побыть наедине со своими мыслями, сейчас, когда я понимаю, что наш контракт можно аннулировать.

Потому что, несмотря на то, что логика говорит: надо идти к нотариусу, у которого точно есть копия оставленного свёкром документа, моё сердце ушло в глухую защиту.

Я как будто сама себя связываю по рукам — ведь сейчас самое время действовать, а я почему-то отсиживаюсь и никак не могу собраться с мыслями.

— Марьяна? — Артур заходит на кухню в одних штанах, без футболки.

И застает меня врасплох.

— Тебе воды? — туго сглатываю и сразу же набираю стакан. — Держи.

Поворачиваюсь к нему и подаю воду. Он перенимает у меня стакан, и я чувствую, что смотрит, но сама найти в себе сил поднять взгляд к его лицу не могу.

Зато вижу, что под солнцем у него обгорели плечи. Подхожу к ящику с аптечкой, достаю оттуда заживляющий крем, молча обхожу Грозового со спины и аккуратно наношу крем ему на плечи и спину, которая тоже выглядит обгоревшей.

Он молчит, но чую — напрягся.

— Ты только не думай лишнего, — хрипло говорю я, чувствуя, как под пальцами рук каменеют его мышцы. — У нас, если что, принято тому, кто обгорел, спину кремом мазать. Я к тебе не клеюсь. И ни на что не намекаю.

— Я и не думал, — искренне усмехается он.

— А по голосу звучит так, что думал, — подмечаю я.

Тут он внезапно разворачивается.

— Ты чего? — хлопаю глазами, не знаю, куда деться, потому что своей большой фигурой он загораживает выход.

А я бы с удовольствием сбежала!

— Я спереди тоже обгорел немного, — он указывает на слегка покрасневший отдел ключиц.

У меня из лёгких воздух вышибает. Но я не могу показать ему, как сильно он меня смущает. Тем более, я же правду ему сказала — что без какого-либо подтекста это делаю.

Вздохнув и мысленно уверив себя, что ничего плохого не случится, я осторожно пробегаю кончиками пальцев по передней части торса своего мужа.

У меня кровь закипает, хотя я изо всех сил стараюсь держать чувства под контролем.

Просто он меня волнует — что, наверное, естественно, учитывая, что он мой первый и единственный мужчина.

Единственный во всех смыслах. Я, кроме него, ни с кем не была. И никого не любила.

— Марьяна? — он вдруг наклоняется надо мной и начинает идти. На меня! В итоге я попой упираюсь в кухонный шкафчик и понимаю, что бежать мне больше некуда.

— Артур, что ты делаешь? Вдруг нас увидят?..

— Ну и что? — абсолютно спокойно спрашивает он, взглядом гуляя по моему лицу. — Мы муж и жена. Нам можно… — загадочно говорит он.