Mara Palpatyne - Deus, ex-machina
Мужчина молча положил руки на колбу и прикрыл глаза. На его лице появилось выражение блаженства, словно мужчина только что ощутил оргазм.
Вибрация колбы передалась его нервной системе; теперь она будет жить в нем до тех пор, пока он не исполнит свою миссию. Сперва это будет приятно. Потом надоест. Потом станет причинять боль – с каждым днем все более сильную, пока он не исполнит миссию.
Теперь он мог бы сам вести каррак, если бы на то была нужда – камертон хранил индивидуальную вибрацию одной из весталок. Эта вибрация приведет его к самой весталке, которая и есть объектом его миссии.
– Не прячьте колбу, – сказал он акушеру тоном, не терпящим возражений, – этот камертон скоро замрет.
Акушер кивнул, хотя эта мысль была ему не по душе…
…но разве поспоришь с весталом – ассасином, прирожденным убийцей, взявшим след своей жертвы? И колба осталась на столе, среди мертвых камертонов. Колба с иероглифом "Эйден" на днище.
***
– И все равно это неправильно!
Тристана была выбита из колеи. Она сидела в тесной рубке каррака, позади бледной Эйден с заплывшим от ушиба глазом. Та стояла за рычагами, ее раненая рука была на перевязи. Управляться с рычагами одной рукой было трудно, но Эйден старалась изо всех сил.
– Конечно, неправильно! Тебе не надо было лететь, я и сама справилась бы.
– С одной рукой? Не думаю.
– Много ты мне поможешь… случись чего.
Трис фыркнула:
– Вот еще! Велика премудрость! Я вон механику сама освоила, без пустопорожних церемоний.
Весталка промолчала, но весь ее вид свидетельствовал о том, что она расценивает эту мысль как кощунственную.
– Аэрогация – это не механика, – наконец выдавила из себя она.
– Ну да, конечно… – возмущенно ответила Тристана. – Механиков, между прочим, тоже в Храмах учат!
На сей раз, Эйден вообще ничего не ответила, но Тристана опять завелась:
– Что вы себе все возомнили?! Храмы, церемонии, жрецы… меня вот никто не учил, я сама все "Безмолвие" на пузе излазила, а по ночам – над книгами глаза гробила но, Ядро меня поглоти, сама все освоила. Мне мои знания достались через пот, грязь, ноющие мышцы… не так, как вам – на блюдечке…
Эйден хотела убежать, но бежать на карраке было некуда. Она обернулась к Тристане, по бледным щекам девушки сбегали капельки слез:
– Да что ты знаешь! Храм – это не только церемонии, это – восемнадцать часов учебы и тренировок, сон в три-четыре часа – и опять, каждый Божий день без выходных и праздников. За малейшее нарушение – наказание. Сперва – прилюдная порка, потом – три дня на хлебе и воде… за нарушение целомудрия – порят-то тебя голой! И унизительное покаяние. И постоянный страх – перед бездной Тейглина или перед солдатским борделем, куда отправляют провинившихся и где живут два-три месяца, ведь солдаты не церемонятся со шлюхами! Спроси у своего Полифема, отчего мы так боимся, спроси у него, ведь ты мне не поверишь. Ты меня ненавидишь почему-то…
Сейчас Эйден, бледная, с синяком на лице и рукой на перевязи, со слезами на глазах и вздрагивающими плечами казалась столь трогательной, столь беззащитной, что в сердце Тристаны что-то мягко сжалось, а лицо стала заливать краска стыда.
– Я… – начала она, но вдруг заметила, как насторожилась Эйден. – Что?
Но весталка уже метнулась к рычагам, тихо бормоча под нос проклятия.
– Ну вот… Доигрались… пропади оно все в бездну!
Не понимая, но уже чувствуя, что случилось что-то ужасное, Тристана вскочила с сидения и подбежала к Эйден, лихорадочно вцепившейся в рычаг. На гондоле и выступающем вперед баллонете хаотично мерцали огни Святого Эльма.
И Тристана все поняла – для этого не надо было быть аэрогатором, достаточно просто родиться в Ойкумене и хотя бы раз видеть здесь грозу.
Грозы в Ойкумене столь же редки, как и бури. Ну, не совсем так – в самых верхних слоях атмосферы, над Империей, грозы бушуют постоянно. Но даже атланты видят их лишь далекими сполохами на темном небе.
Но случается, что после значительных бурь наполненная влагой атмосфера меняется, и между островами появляются токопроводящие каналы, заполненные озоном и ионизированным паром. Такие каналы достигают диаметра в сотни метров; стоит одному из таких каналов "зацепить" высотное скопление заряженных частиц – и начинается то, что можно назвать только электрическим штормом.
Вот в такой канал и влетел несчастный каррак, пока девушки на борту препирались о том, кому из них пришлось тяжелее в жизни…
Беда в том, что, не имея двигателей, каррак не мог просто так выйти из этого канала – а удар мог произойти в любую минуту…
Эйден тянула на себя рычаг, то и дело, отпуская его и поправляя рукоять главного маятника. Даже имея две руки это было достаточно непростым делом, а с одной действующей рукой превращалось в пытку. Кораблик рыскал, стремясь выйти на более естественный курс, ведущий в самый эпицентр канала; Эйден тихо ругалась и выворачивала его обратно.
Огни Святого Эльма стали ярче; в какой-то миг между ними стали пробегать разряды, и Эйден поняла, что не сможет выйти из канала вовремя.
– Нам крышка… – прошептала она дрожащим от слез голосом.
– Нет! – решительно сказала Тристана. – Мы выберемся, я помогу тебе!
– Как?! Ты же не чувствуешь!
– Зато чувствуешь ты! – Тристана решительно встала рядом с Эйден. И тут кабину осветила яркая вспышка, а каррак заметно тряхнуло – первые молнии устремились к ядру. Трис подхватила за талию Эйден, у которой подкосились ноги:
– Ты же самый лучший аэрогатор в Ойкумене! – крикнула она сквозь раскаты грома, – Командуй, а я буду выполнять. Я хорошо это умею…
И тут Трис ощутила, словно какая-то волна прошла сквозь нее от Эйден. Мир вокруг как-то изменился, но девушка не могла сказать, что именно изменилось. Просто она чувствовала, чувствовала, что надо сделать, чтобы корабль ушел с опасного курса. Ее рука сама потянулась к маятнику, и она знала, что нужно тянуть рычаги, но не тревожилась об этом – рычагами занималась Эйден.
Каррак плавно повернул. Молнии то и дело проносились рядом, баллонет искрился статическим электричеством, огни Святого Эльма переливались и мерцали… А затем наступила привычная полумгла – они вышли из канала.
– У нас… получилось? – шептала Эйден. – Мы справились! Мы…
– Да! – Тристана ощутила какую-то детскую радость. Хотелось обнять весталку и пуститься с ней в пляс по кабине. – Смотри!
Совсем рядом с карраком, но недостаточно близко, чтобы причинить вред, с небес к земле текла река огня. Сплошной поток молний был ярким и завораживающе прекрасным. Девушки молча смотрели на этот поток, но думали о другом – о том странном чувстве близости и доверия, которое соединило их на какое-то время. И каждая из них не хотела, чтобы это чувство уходило.
