Бернет Воль - Холодный ветер в августе
Вито быстро сел в постели. Нахмурился.
— Что она хотела? Я что-то сделал не так?
Отец помолчал. В голове у него возникло множество вариантов ответа. Он отверг все.
— Она сказала, что кондиционер как-то подозрительно шумит. Если ты никуда не собираешься, может быть, поднимешься наверх и снова его посмотришь?
— Я никуда не собираюсь. Только вечером, может быть.
— Я так ей и сказал.
— Значит… — Значит, когда ты оденешься и выпьешь чашку кофе, ты поднимешься и посмотришь, что там. — Его голос был очень мягким, совершенно нейтральным.
— Хорошо, — сказал Вито таким же успокаивающим тоном. Он задумчиво посмотрел на отца и удивился, увидев, что на его лице появилось выражение боли. Отец продолжал смотреть на него, нахмурив брови и печально поджав губы.
— Что случилось, па? Что-то не так?
Отец покачал головой.
— Твоя нога? — спросил Вито, касаясь отцовского колена.
— Все нормально, — ответил отец. — Вставай. Я сварю кофе.
Вито быстро оделся и молча позавтракал. Отец налил ему большую чашку кофе с молоком и стал смотреть, как сын отламывает кусочки мягкой булки и макает их в кофе. Когда Вито закончил завтрак и взглянул на отца, Алессандро сидел в своем кресле и безучастно смотрел в окно.
— Что ты сегодня собираешься делать? — спросил Вито.
Отец не ответил. Он барабанил пальцами по ручке кресла и что-то напевал про себя. Наконец он заговорил.
— Наверно, я схожу на Малберн-стрит. Может быть, отыщу Дона Геппаро. Если он еще жив. Кто знает? Я не видел его пару лет. Кто знает, жив ли он еще, этот старый солдат. И vecchio generale. Ты хочешь пойти со мной? — он посмотрел на сына с надеждой.
Вито покраснел и пожал плечами.
— Я не знаю, это зависит от… Но ты иди. Ты ведь уже давно не виделся с этими парнями… Я… я не знаю, может быть, я поиграю в мяч или еще чем-нибудь займусь.
— Va bene, — мягко сказал отец. — Как хочешь. Тебе нужны деньги?
— Нет, все нормально, у меня еще есть…
— Oofa! — нетерпеливо оборвал его Алессандро. — Вот. — Он вытащил из кармана пару сложенных банкнотов и бросил их на стол. — Бери. Может быть, я приду домой поздно. Ты же должен что-то есть, правда?
— Конечно…
— Ну, так что?
— Ладно. Спасибо. Думаю, я лучше схожу наверх. Папа… — он замолк. Ему в голову пришла еще одна мысль, такая счастливая, такая многообещающая, что его лицо засияло от радости. Но попытавшись перевести ее в слова, он страшно смутился.
— Папа, — начал он и снова запнулся. — Я подумал, что… то есть, я думал об этом и раньше. Ну, почему бы и нет, я имею в виду — может быть, ты сможешь найти кого-нибудь… Ты ведь мог бы жениться еще раз, а?
Отец опустил глаза к столу и бесцельно пошевелил пальцами. Потрогал свои книги, пододвинул их, а затем сжал трость. Поднял трость со стола и легко ударил ею по своей усохшей ноге.
— Конечно, — сказал он спокойно, — конечно, кто знает?
— Ну…
— До встречи.
— Хорошо. Ты не сердишься? Просто я подумал об этом.
— Иди. Она тебя ждет, — он показал палкой на потолок.
— Иду.
Когда дверь за сыном закрылась, Алессандро сел в кресло и долго сидел неподвижно, уставившись в окно и ведя воображаемую беседу с собой. По сути, сказал он наконец, говоря с собой на итальянском, по сути — хотя это не моя вина, и не его вина, и не вина Бога или правительства, но просто бессознательная работа природы, — я только что, с этой самой минуты и навсегда, потерял то, что должен был потерять — я потерял сына.
Айрис ждала прихода Вито с очень ясной головой. Но все ее движения, казалось, были как-то странно замедленны. Она чувствовала какую-то слабость, тяжесть, томность. Ее пальцы медленно гладили ручку расчески. Казалось, что она едва удерживает расческу в руках. Она долго стояла перед шкафом, бесцельно открывая и закрывая дверцу и прислушиваясь к слабому комариному писку скрипевшей петли. Долго не могла решить, что надеть, Вытаскивая одну вещь за другой, повертев юбку и отбросив ее, поднося к свету то одно, то другое, она неожиданно вспомнила, что еще не принимала ванну.
Она легко побежала в ванную комнату, открыла на полную мощность краны, а потом снова застыла и погрузилась в созерцание льющейся воды. Какая она голубая! Как восхитительно она выглядит! Как заманчиво! Она погрузилась в ванну и лежала там очень спокойно, откинув голову назад и сфокусировав взгляд на световом блике, отражающемся на потолке от воды. Она пошевелила ногой и была вознаграждена волной тепла вдоль внутренней поверхности бедра и ответным трепетанием света на потолке. Подождала, пока пятно перестанет дрожать, а затем проделала это еще раз. Зевнула. Игра света усыпляла ее.
Медленно, как будто была связана правилами какой-то игры, она потянулась за мылом и мочалкой, не отрывая глаз от потолка. Намылила овальным мылом грудь, наслаждаясь его прохладой, затем провела им вниз, вдоль живота, и прочно сжала его между бедрами.
Она улыбнулась. Там все было нормально. Сексуальное возбуждение все еще сохранялось. Все еще сохранялось. Моясь, она почувствовала, как волна желания ослабевает. Она заспешила, потому что ей не хотелось открывать дверь, капая на ковер, и не хотелось, чтобы он ушел, не дождавшись, пока она откроет.
Неожиданно она уронила полотенце. А что… Это ведь должно случиться здесь! В моей постели, подумала она. Или на диване, но где-то здесь. Она пожала плечами.
Я даже не знаю, сказал она себе. Это не очень-то хорошо. Совершенно обнаженная, она прошла в спальню и села на край постели. Не знаю, нравится ли мне это, сказал она себе с сомнением. Я здесь живу. Из чужой квартиры я могу уйти, бросив мужчину навсегда.
Но…
Но сейчас все по-другому. Это не волосатый мужчина, от которого воняет спиртным или сигарами, который с жестким хрустом расстегивает крахмальную рубашку, который со вздохом роняет туфли. Это мальчик, стройный и милый. Боже, какой милый! Гладкий, гибкий, как угорь. Мальчик, кожа которого так пахнет свежестью, что трудно удержаться от желания потереться о него носом. Этого мальчика можно взять в свою постель и уложить к себе на колени. Его можно спеленать и прижать, почти как ребенка. Его можно покормить. Можно подоткнуть простыню вокруг него так, что он не сможет пошевелить ни рукой, ни ногой, и покормить его, а затем положить руку на его курчавые волосы, поцеловать его и ласкать его, пока он не уснет.
В дверь позвонили.
О Боже, подумала она.
— Минутку, — крикнула она, высунув голову из спальни. Затем крикнула погромче: — Минутку!
— Хорошо, — прозвучало в ответ. Это был голос Вито.
Бросившись к шкафу, она вытащила пеньюар, натянула его, напудрила лицо и поспешно провела карандашом по бледным, белесым бровям. Открывая дверь, она встала за ней, пока Вито входил.
