Ребекка Йенсен - Любовь и риск
Разбивая яйца, одно за другим, Эбби включила тостер. Ей было самой забавно наблюдать, как пробуждались в ней первородные материнские инстинкты. Ничто так не преображает женщину, как стремление позаботиться о мужчине, когда он болен, или у него неприятности.
Все, чего она хотела, когда увидела счастливую улыбку на лице Майкла, — это прижать его к себе и взъерошить густые волосы.
Тост выскочил из тостера, напугав ее. Она достала масло и смазала ломтик. Она все делает правильно. Древний, добрый материнский инстинкт — спасибо ему. Но, приготавливая незатейливый завтрак, она снова и снова воскрешала в памяти его вчерашний поцелуй, до тех пор пока не осознала, что в нем было нечто большее…
Войдя утром в комнату, чтобы разбудить своего гостя, Эбби невольно залюбовалась спящим Майклом, его мужественным лицом, освещенным неярким утренним светом.
Эбби ничего не могла поделать с собой, ее разумные доводы разбились вдребезги. Она вся горела от бушующей в ней неподдельной страсти, ее кожа хранила тепло его прикосновений, сердце учащенно билось. Она ощутила вдруг острую боль в груди от дурного предчувствия.
Ты играешь с огнем, подумала Эбби, осознав, что ей приятно накрывать стол на двоих. Ты потеряла рассудок, и за это придется расплачиваться. Что ж, она готова платить любую цену….
— Эбби…
Майкл стоял в дверях, посвежевший после душа, его лучистые глаза светились… Ее сердце опять сладко замерло. Она молчала, глядя на него. Это превосходный способ, как ей казалось, потушить пламя: запомнить черты его лица, словно это была драгоценная карта, указывающая на тайник, где хранились несметные сокровища.
— Садись за стол, — пригласила она, а сама повернулась к шкафу, чтобы достать кофе. — Я должна выпить чашку очень крепкого кофе, чтобы обрести уверенность. Хочешь немного?
— Спасибо. Ты всегда работаешь по вечерам?
— Ты имеешь в виду, всегда ли я так очаровательна по утрам? — пошутила она. — Да. Меня даже прозвали за мой цветущий вид Анастасия-гунн.
Майкл ухмыльнулся, принимая из ее рук чашку кофе.
— Не спорю, тогда я тоже не удивил тебя. Мой коллега говорит, что по утрам мой угрюмый вид внушает ему опасения, так что до десяти он даже не может разговаривать со мной.
— Кажется, я понимаю твоего коллегу… но не скажу, почему.
— Анастасия? — удивился Майкл.
Эбби кивнула.
— Это мое полное имя.
— В честь русской принцессы?[5]
Улыбнувшись, она покачала головой.
— В честь жены одного фермера, выращивающего помидоры. Ирландская традиция требует, чтобы первую дочь называли в честь бабушки по материнской линии. А моя мамочка весьма старомодная леди.
— Прекрасное имя. Но как из него получилось Эбби?
— Это все мой брат Томми. Анастасия нелегкое слово для двухлетнего ребенка. Он почему-то превратил его в Эбби, и это прижилось.
— А ты старомодна? — спросил Майкл.
Он не притронулся к завтраку и только пил крепкий кофе. Эбби снова наполнила его чашку и оставила кофейник на столе.
Озадаченная его вопросом, она на мгновение замолчала.
— Не во всем. Хотя традиции для меня не пустой звук.
Наступила пауза. Эбби опять, не отрываясь, смотрела на Майкла, стараясь запомнить каждую черту его лица. Ее терзала мысль, что она роет себе глубокую яму, давая простор своим чувствам…
Она поставила на стол свою чашку.
— Кажется, я напрасно старалась. Да?
Майкл взглянул на нее, потом на свою нетронутую тарелку и перешел в наступление:
— Надеюсь, ты не собираешься читать мне известную лекцию о том, что завтрак — самое важное в дневном рационе?
— Ты глубоко ошибаешься. Сегодняшнее утреннее пиршество — моя первая попытка приготовить завтрак почти за весь прошедший год.
— Тогда зачем ты меня, как ребенка, насильно заставляешь есть?
— Я думаю, тебе не так уж трудно проглотить хоть что-нибудь. Особенно если ты все еще чувствуешь слабость, в чем я не сомневаюсь.
— Напротив, доктор, я чувствую себя лучше.
— Даже Фред Астер[6] не смог бы отбивать чечетку столь виртуозно после ранения, — заметила Эбби с ехидной улыбкой. — И к тому же, проведя ночь на чужой кушетке.
Майклу не изменяло его добродушие.
— А между тем Свэнн полагает, что я вовлек тебя в этот роман, но все, чего я добился, — отлежал себе шею на твоей неудобной кушетке.
— Детектив Свэнн знает, что ночь ты провел у меня? — спросила встревоженная Эбби.
— Конечно. Ты не хочешь переодеться, прежде чем мы поедем? Свэнн подчеркнул, что твое присутствие необходимо.
— Что ты хочешь сказать этим «конечно»? — Температура в кухне сразу поднялась на несколько градусов. — Я бы хотела знать, что нас ждет в этот раз? Слушать обмен сплетнями в раздевалке или предстоящее «интервью» будет транслироваться по национальному телевидению?
Майкл искренне удивился, как много сарказма умудрилась Эбби вложить в одну фразу.
— Не волнуйся, пожалуйста. Никаких раздевалок, никакого телевидения. Об этом знает один только Свэнн, а он очень сдержанный человек. Лейтенант находит, что ты держалась на редкость мужественно под дулом револьвера. Да он сам тебе говорил это, разве ты забыла?
Эбби хотелось швырнуть в него чем-нибудь, так ее раздражала невозмутимость Майкла. Но по-настоящему ее уязвило другое: каким-то непостижимым образом эта криминальная история приобрела личный, интимный оттенок, что не должно было предаваться огласке. Но Майкл сделал это — вот где кроется причина ее раздражения.
— Ешь свои яйца, — почти приказала она. — Я пойду переодеваться. Вернусь, когда смогу пересилить желание заставить тебя избавиться от этой самодовольной улыбки.
— И сколько времени это займет? — крикнул Майкл, когда она входила в соседнюю комнату.
Эбби мгновенно обернулась и увидела, как весело прищурились его глаза. Это разозлило ее даже еще больше.
— Возможно, около недели.
Она вернулась назад в желто-черном ситцевом платье, которое ей очень шло. Оно было узким в плечах и с глубоким вырезом, обнажавшим очаровательные ямочки на ее шее, возле ключиц. Желтый пояс охватывал тонкую талию, а широкая юбка развевалась вокруг загорелых ног. Она собрала волосы в большой узел, из которого выбивались вьющиеся локоны. Глядя на нее, Майкл почувствовал, что его переполняет нежность. Ему хотелось слиться с Эбби, ощутить бархатистость ее прохладной кожи, аромат мягких пушистых волос…
Эбби…
Он остановил ее в дверях, его руки ласково сжали узкие почти детские плечи.
