Донна Клейтон - Мозаика жизни
—Но не похоже, будто я что-то вспомнила, — поспешно объяснила Дженни. — Я сделала то, что обычно делала прежняя Дженни. Это должно что-то значить.
Он подошел и взял обе ее руки в свои. Она ощутила его тепло. Удивительное чувство. Возбуждение, уже возникшее в глубине живота, становилось все сильнее. Ей казалось, словно она мчится вниз с холма с головокружительной скоростью, бежит к какому-то секрету, скрытой цели. Дженни облизала губы. Она ждала… Вот-вот что-то случится. Что-то должно произойти.
—Я не хочу, чтобы ты жила надеждой, что ты начинаешь восстанавливать память. Случившееся может вовсе ничего не значить. — Он не сводил ласковых глаз с ее лица.
У Дженни от разочарования поникли плечи.
Неужели она, и правда, так думала? Мол, если она бессознательно повторила одно маленькое, прежде привычное действие, то каким-то чудом к ней вернется память? Поэтому она так нервничала перед приходом Люка? Так волновалась? Так спешила поделиться своей новостью?
Он абсолютно прав. Мелкое подсознательное действие вовсе не открывает шлюзы ее прошлому.
Дженни прислонилась к нему, словно это был самый естественный для нее жест. Он провел ладонью по ее спине, крепче прижимая к себе.
—Любимая… Я не хотел огорчать тебя.
—Это не твоя вина. Ты всего лишь объяснил очевидное, — пробормотала она. — Глупо думать… — Она не закончила предложения.
Он зарылся лицом в ее волосы. Дженни невольно отметила, как они подходят друг другу. Ее тело казалось пригнанным, как костюм, к Люку. Точно они в прошлом миллион раз именно так обнимали друг друга.
Нежность. Безопасность. Вот что излучал Люк. Как ей могло прийти в голову, что этому мужчине нельзя доверять? Сейчас она хотела доверить ему каждую свою мысль, каждое сомнение.
От него так хорошо пахнет! Его лесной одеколон наполнял ей ноздри и заставлял быстрее биться сердце. Она ощущала его твердые мышцы. А широкие плечи свидетельствовали о ежедневной физической работе. Он такой мужчина, какой нужен любой женщине. Каждая женщина будет испытывать к нему желание. Она не отличается от других женщин. Она хочет его.
Она медленно подняла голову. Вскинула подбородок. Ей хотелось, чтобы он смотрел на нее. И он смотрел. А Дженни знала, что все ее чувства отражаются в ее взгляде, ясно написаны на лице. Он все понимал. Об этом говорили его угольно-черные глаза.
—Боже, помоги мне, — пробормотал он и, наклонив голову, прижался губами к ее рту.
Его лихорадочный поцелуй толкнул ее к действию. Дженни запустила пальцы в его густые темные волосы и притягивала его ближе, ближе… Кровь пульсировала в теле словно жидкое пламя.
Дженни услышала стон. И тотчас поняла, что он вылетел из ее горла. Звук толкнул ее еще дальше. Восхитительного поцелуя вдруг стало мало. Он не мог утолить ее глубинный, жгучий голод. Она хотела ощущать его руки на своей коже. Чтобы он гладил ее лицо. Ласкал плечи, груди. Она нуждалась в этом. Наступил момент высвобождения, остановить желание невозможно. Не думая ни о чем, она начала лихорадочно расстегивать блузку.
—Подожди, — выдохнул он ей в рот. Голос хриплый, прерывистый.
Не обращая внимания на его мольбу, она переключилась со своей блузки на его рубашку. Поспешными, лихорадочными движениями она расстегивала пуговицу за пуговицей.
—Дженни, перестань, пожалуйста! — Он обхватил и крепко сжал ее запястья. Затем замолчал, откинув голову и закрыв глаза. Наконец глубоко вздохнул.
Дженни почувствовала, как его трясет от усилия погасить пламя, бушевавшее в нем. Ей стало стыдно.
О чем она думала? Неужели она и вправду готова была раздеться? Если бы Люк не остановил ее, она устроила бы стриптиз прямо посреди кухни.
Стыд от случившегося смыл желание, затуманившее ей мозг. Шея и щеки горели от унижения. Как она могла до такой степени потерять контроль над собой?
—Прости, — хрипло прошептала она и закусила нижнюю губу. Нельзя показать ему слезы, которые жгли глаза.
—Нет, не надо извиняться. Я хотел сделать это уже… целое столетие.
—Ты? — Она моргнула.
—Не замечала? — Из глубины груди Люка вырвался горький смешок.
—Нет. — Она улыбнулась и смущенно потупилась. — Я была слишком занята борьбой с огромным чудовищем по имени… — от неловкости снова вспыхнуло лицо, но это не помешало ей закончить предложение, — желание.
—Ты не можешь представить, как мне важно это слышать! — Голос еще звучал хрипло и неровно.
—Я пыталась сдерживать влечение к тебе. — Она усмехнулась. — Может быть, мое чувство к тебе — еще одна инстинктивная привычка? — Ресницы дрогнули, когда она спросила: — Скажи, нам было хорошо в постели?
Она ждала, что он засмеется. И главное, ей хотелось заставить его улыбнуться. Хоть как-то ослабить напряжение, повисшее между ними. Поэтому обида, которую она прочла в его глазах, поразила Дженни.
—Пожалуйста, Люк, — проговорила она. — Я хочу знать.
Он отвел взгляд и упрямо молчал. Вдруг ее осенило, в чем дело.
—Да, — кивнула она, — понимаю. Тебе не нравится, что мое влечение к тебе физическое. Ты хочешь, чтобы моя реакция была более осмысленной.
Ура! Она попала не в бровь, а в глаз. Подтверждение читалось в его взгляде.
И все же он не ответил. Только изучал ее, словно проникая до самой глубины. Она почувствовала себя подсудимой, и ей захотелось оправдаться.
—Чего ты от меня хочешь? На что надеешься? Ты ждешь, чтобы я сказала, что люблю тебя? Я не знаю тебя, Люк. Для меня ты незнакомец.
—Знаю. — Он отвернулся. На щеках заходили желваки. — Так тяжело помнить все, что мы пережили вместе. И видеть, что все исчезло. Будто ничего и не было.
Его красивое лицо исказилось, словно от боли. Дженни захотелось погладить его, но она удержалась. Желание утешить Люка столкнулось с чувством вины, которое возникло вроде бы ниоткуда.
—Прости, — выдохнула она. — На прошлой неделе я сосредоточилась только на себе. Я не могла думать ни о чем, кроме своих болячек. И о внешних, и о тех, что в глубине. О страхах и сомнениях…
—Дженни!..
Он поднял руку, пытаясь остановить ее. Но Дженни продолжала:
—А мне следовало бы понимать, что я не единственная, кто страдает. — Чувство вины внезапно будто утяжелило голос. — Мне следовало бы видеть, что я не единственная оказалась в новой ситуации.
—Но я хотел, чтобы ты именно это и сделала, — перебил ее Люк. — Я говорил тебе, чтобы ты сосредоточилась на своем выздоровлении. На себе. — Потом он тихо добавил: — И на малыше.
Да, это было все, что она могла сделать. Но ведь так заметно, что Люк мучается от сомнений, кто отец ребенка. Конечно, он утверждал, что это его ребенок. И все же червячок подозрения не унимался. И это причиняло Люку боль. Она же не могла рассеять его опасения, поэтому решила пока отложить эту тему. Полный свет на все прольется лишь тогда, когда рухнет та стена, через которую она старается пробиться к мужу.
