Лавейл Спенсер - Горькая сладость
Эрик вышел и тихо прикрыл за собой дверь.
В городке размером с Рыбачью бухту секретов не бывает. Через несколько дней до Мэгги дошли слухи о том, что Эрик ушел от Нэнси. С этого момента ее жизнь будто повисла на крючке ожидания. Она начала замечать за собой, что невольно останавливается и, склонив голову, прислушивается к каждой затормозившей на дороге машине. При любом телефонном звонке ее сердце начинало учащенно биться, и она бежала поскорее снять телефонную трубку. Если кто-нибудь стучал во входную дверь, то ладони увлажнялись еще до того, как она успевала подойти и открыть ее.
Розы, которые прислал ей Эрик в больницу, Мэгги повесила головками вниз, чтобы засушить их и сохранить на память. Теперь они лежали, связанные фиолетово-розовым бантом. Но от него ничего не было слышно.
Она шептала, склонясь над Сюзанн:
— Как ты думаешь, он придет или нет?
Но та только косила на нее глазенками и отрыгивала. Наступил День благодарения. От Эрика — ни звука. Мэгги и Сюзанн провели праздники у Бруки. Восьмого декабря пошел снег. Мэгги бродила от окна к окну, наблюдая, как пушистые снежинки застилали двор мягким гладким белым одеялом, и раздумывала, где сейчас мог находиться Эрик и услышит ли она что-нибудь о нем.
Она начала готовиться к рождественским праздникам и написала Кейти, чтобы узнать, собирается ли та приехать домой. В ответ же получила только короткую записку «Мама, на Рождество мы со Смитти поедем в Сиэтл. Ничего мне не покупай. Кейти».
Мэгги прочитала ее, едва удерживаясь от слез, и позвонила Рою.
— О, папа, — причитала она в трубку, — кажется, что, породив эту девочку, я причинила всем одни только неприятности. Мать не разговаривает со мной. Кейти тоже не хочет общаться. Это будет грустное Рождество для тебя. И для меня эти праздники станут печальными. Что мне делать, папа?
— Ты наденешь на Сюзанн зимний комбинезончик и повезешь ее на горку. Познакомишь малышку с Зимою, да и сама увидишь засыпанные снегом сосны и серое зимнее небо цвета старинного жестяного чайника. И ты поймешь, как много еще такого, за что тебе следует благодарить Господа Бога.
— Папа, но мне так гадко, что я как бы вынудила Кейти уехать. Где ты будешь на праздники?
— Ну, я тоже, наверное, выйду наружу и посмотрю на сосны и на небо. Но обо мне не беспокойся. Беспокойся о себе и Сюзанн.
— Ты очень хороший человек, папа.
— Ну вот видишь, — пошутил Рой, — ты уже нашла одну вещь, за которую стоит воздать хвалу Господу.
Рой и Бруки видели ее насквозь. Для Мэгги Рождество стало смесью зла и блага — она получила новую дочку, но потеряла семью. От Эрика все еще не было ни слова. Она провела праздники с Бруки, а на Новый год твердо решила позабыть о существовании Эрика Сиверсона. Факт оставался фактом: раз он не появился до сих пор, надеяться больше не на что.
Однажды январским деньком они с Сюзанн отправились к доктору на двухмесячную проверку. Она остановилась перед светофором у Старджион-Бей и, взглянув налево вдруг заметила: из черного сияющего пикапа в соседнем ряду на нее смотрит Эрик. Никто из них не пошевелил и пальцем, даже не моргнул.
Они просто смотрели друг на друга во все глаза.
Грудь стеснило до боли. Сделать еще один вдох было почти невозможно. Светофор сменил огни, и сзади загудела машина, но Мэгги не тронулась с места. Эрик не мог оторвать взгляд от пары тоненьких ручек, колотящих по воздуху — это было все, что он мог видеть у Сюзанн, пристегнутой к детскому сиденьицу, которая завороженно наблюдала за вращением какой-то бумажной вертушки под струей воздуха, исходящего от размораживателя стекла.
Сзади снова раздался автомобильный сигнал, нетерпеливый и настойчивый. Мэгги отъехала от перекрестка, и пикап Эрика, свернувший налево, выпал из видимости смотрового зеркала.
Позднее Мэгги с грустью рассказала Бруки об этой встрече:
— Он даже не махнул рукой. Даже не попытался остановить меня.
Впервые у Бруки не нашлось слов утешения для подруги. А зима становилась все злее. «Дом Хардинга» давил своей громадой двух обитателей, потерявших надежду на то, что в нем появится кто-нибудь еще. Для того чтобы скоротать время, Мэгги начала шить. Но сколько же раз иголка вываливалась у нее из рук, и она, упершись головой в спинку стула, думала: «Если он ушел от нее, то почему не вернулся ко мне?»
Февраль выдался холодным, и Сюзанн впервые простудилась. Мэгги днями и ночами вышагивала по комнате, баюкая больного ребенка, качаясь от недосыпа и мечтая о том, чтобы хоть кто-нибудь взял дочку из ее рук и дал бы ей передохнуть.
В марте стали поступать письма с запросами о снятии комнаты на летний сезон, и Мэгги поняла, что настала пора принять окончательное решение, будет она продавать «Дом Хардинга» или нет. Наилучшим периодом для продажи станет, конечно, самое начало весеннего сезона.
В апреле она позвала Алтаю Мунн и попросила ее оценить стоимость дома. В тот день, когда на стене появилось объявление «ПРОДАЕТСЯ», Мэгги взяла Сюзанну и уехала из города в Грин-Бей к Тэйни — она не могла вынести вида чужих людей, бродящих по ее дому, в который вложила столько своей души, и выспрашивающих что, где и как.
В мае приехал Джин Кершнер, чтобы подготовить док для своего огромного тягача «Олень-Джон» и спустить корабль на воду к летнему сезону. На следующий день после его приезда, во время дневного сна Сюзанн, Мэгги помогала красить борта «Оленя» свежей краской.
Она стояла на коленях, выставив зад в направлении дома и засунув голову под красную обивку плетеного сиденья, когда услыхала позади себя шаги по настилу дока. Она подалась назад, повернулась и — захлебнулась от взрыва эмоций.
В белых джинсах, голубой рубашке и белой шкиперской фуражке вдоль дока шел Эрик Сиверсон.
Она следила за ним, и каждое его движение поднимало уровень адреналина в ее крови. Как так получается, что просто появление определенного человека кардинально меняет весь день, год, жизнь! Она забыла о малярной кисти в руке. Забыла, что босиком и что на ней надеты застиранные рабочие брюки и растянутая старая майка. При его приближении Мэгги забыла обо всем.
Он остановился по другую сторону бочонка с краской и взглянул на нее сверху вниз.
— Привет, — сказал он, и, по странной случайности, небеса не обрушились на нее.
— Привет, — прошептала она, чувствуя отголоски собственного пульса во всем теле.
— Я кое-что принес тебе, — сказал Эрик и протянул ей белый конверт.
Ей потребовалось сделать большое усилие, чтобы поднять руку. Она молча взяла конверт, но, как зачарованная, продолжала смотреть на Эрика, стоящего на фоне неистово синего неба — цвета его глаз. Солнце играло на козырьке его фуражки, заливало плечи и освещало часть скулы.
