Элайн Кофман - Лишь небеса знают
Как только дворецкий ушел, Гарри принялся мерить шагами комнату. Проходя в третий раз мимо открытой двери, он выглянул в холл и увидел в комнате напротив приятную молодую женщину. Через секунду он уже стоял на пороге малой гостиной, где сидела, погрузившись в чтение, Элизабет. Пожалуй, даже позируя для портрета, она бы едва ли выглядела привлекательней.
Гарри, откашлявшись, вошел в комнату.
— Я опоздал на полчаса. Надеюсь, вы не сидите так с часа дня.
Вздрогнув от неожиданности, Элизабет резко подняла голову и прижала письмо к груди. Она мгновенно вскочила на ноги и увидела мужчину, который, стоя в дверном проеме, откровенно разглядывал ее.
— Где Дженни? — растерянно спросила Элизабет.
Молодой человек вошел в комнату и направился прямо к ней.
— Послушайте, — начал он, — со мной вам не надо притворяться, свою сестрицу я знаю как облупленную. Она вечно старается подсунуть мне какую-нибудь подружку. Видите ли, я и не рассчитывал найти здесь Дженни в час дня. Честно говоря, я и вообще не надеялся увидеть ее здесь, собственно потому и приехал позже.
Элизабет сразу же решила, что Дженни чересчур снисходительно относится к брату. Самонадеянный, — слишком мягко сказано. Она так растерялась, услышав сказанное им, что буквально потеряла дар речи. Похоже, женщин, о которых упоминала Дженни, сводила с ума его наглость, а вовсе не красота.
— Разрешите представиться, — продолжал он тем временем с шутливым поклоном, — я…
— Гарри Бичэм, августейший брат Дженевив, — договорила за него Элизабет.
На лице Гарри промелькнуло удивление.
— «Августейший», — повторил он, обдумывая необычное слово и приглядываясь к ней так, словно чего-то прежде не заметил. — Впрочем, чему я удивляюсь, ведь Дженни говорила, что рассказывала вам обо мне и что вы называли меня… противным, если не ошибаюсь?
— Едва ли я могла так вас назвать, я ведь тогда еще этого не знала.
Столь язвительный ответ немного испугал Гарри, он нахмурился, но тут же откинул назад голову и от души расхохотался.
— Узнаю этот смех, — произнесла Дженни, входя в комнату вместе с тетей Фиби. — Простите, что опоздала. Я застряла у портнихи, а потом на Вашингтон-стрит в мою карету врезался фургон, и мне пришлось нанять кэб, чтобы добраться сюда. Карета превратилась просто в груду обломков. Папа придет в ужас.
— Он будет счастлив, что с тобой ничего не случилось, — сказала Фиби, похлопав Дженни по руке. — Я сегодня пью чай не дома и не хочу опаздывать. Желаю вам хорошо провести время, молодые люди.
— Постараемся, — ответила Лиззи и, покосившись на Гарри, совсем тихо заметила: — Если не будет уж совсем противно.
Гарри снова рассмеялся, подошел и с улыбкой подал ей руку, тем самым показывая, что умеет быть отменно любезным.
— Противно вам или нет, но я ни за что на свете не упущу возможности проехаться с вами в коляске.
Выходя из дома, Элизабет думала о том, что Гарри Бичэм неправдоподобно хорош собой и до того обаятелен, что ему прощаешь нахальство. Высокий, стройный, с легкой походкой, чуть насмешливыми карими глазами и четко обрисованным ртом. Держался он дружелюбно и явно умел расположить к себе окружающих. В общем приходилось признать, что он ей понравился, и, если бы сердце ее не было отдано другому, она вполне могла бы влюбиться в Гарри Бичэма.
Вскоре после того как состоялось знакомство с Гарри Бичэмом, у тети Фиби случился удар, и доктор не велел ей подниматься с постели. У Фиби не действовала правая рука, она почти ничего не ела, но ум ее не утратил остроты.
Когда Лайза первый раз после того, как это случилось, на цыпочках вошла в комнату, тетя сказала:
— Ты вовсе не обязана ходить с постной миной. У меня был удар, я не умерла и в ближайшее время умирать не собираюсь.
Несмотря на беспокойство за Фиби, которую Элизабет уже полюбила как мать, она закончила школу. А тетя тем более не желала слышать о том, чтобы она бросила учиться.
— Можно подумать, если ты перестанешь ходить в школу, я почувствую себя лучше. Вот если у тебя будет лучший результат в классе по всем предметам, я действительно обрадуюсь, — сказала она для большей убедительности, постучав ложкой по краю чашки с чаем. Этот звук, не говоря уже о присутствии в комнате Элизабет, явно пришелся не по нраву Робину и Туку, которые, спрыгнув с дивана, спрятались за портьерами того же темно-красного цвета, что и тетушкино платье. Откинувшись немного назад, Элизабет посмотрела на тетю — заколотые брошью под подбородком кружева, бриллианты, изумруды и рубины сверкают на все еще красивых руках. Болезнь и бездействующая рука не заставили эту женщину сдаться. Подтянутая, полная жизни, решительная — такой оставалась Фиби.
— Итак, что скажешь? Ты сваляешь дурака и бросишь учиться или поступишь, как я прошу? — не отступала она.
— Ну, неужели вы во мне сомневаетесь? Вы ведь сами говорили, что я похожа на вас, правда? — Элизабет отставила в сторону чашку и подошла, чтобы поцеловать Фиби в щеку.
Недели шли, и тетя, несмотря на силу духа, сдавала. Ее бледная кожа стала совсем прозрачной, вены на руках заметнее. Элизабет проводила ежедневно не меньше двух часов у нее в комнате, откуда Фиби выходила все реже и реже. Как-то раз, придя раньше обычного, она застала старую женщину еще в постели. Опираясь на подушки, та по очереди гладила здоровой рукой котов.
— Я волнуюсь за Робина и Тука, — со вздохом сказала она племяннице. — Что будет с ними, когда я умру?
— Я позабочусь о них.
— Не сомневаюсь, — Фиби улыбнулась, — но они тебя недолюбливают.
— С самого начала.
— Глупые животные.
— Спасибо за комплимент, — рассмеялась Элизабет.
— Не за что. Почему ты сегодня так рано? Неужели открыла новую звезду?
— Если бы так, я стала бы знаменитой, как Мария Митчел.
— Кто это, Мария Митчел? Имя знакомое, только не вспомню, в связи с чем.
— Это одна женщина из Нантакета. Я вам о ней рассказывала. Она в сорок седьмом открыла новую комету.
— А-а-а, теперь вспомнила. Так все же что, если не новая звезда, привело тебя ко мне?
— Я хотела сказать, что собираюсь на Куинси-маркет с Дженни.
— Вдвоем с Дженни? — Фиби вопросительно подняла брови.
— Гарри приедет попозже, чтобы отвезти нас на Блэкстоун-сквер, — уточнила Элизабет, улыбнувшись. — Майор Райс собирается произнести речь в четыре.
— Майор Райс всегда любил болтать. Какая тема на этот раз? По-прежнему жалобы на ирландцев? Миссис Потс говорила мне, что растет недовольство из-за толп переселенцев, наводнивших северную окраину города. — Она покачала головой. — Бессмысленно противиться. Как и бедняки, ирландцы всегда будут жить рядом с нами.