Елена Булганова - Мамина дочка
Но Нинка продолжала за нас переживать. Настолько, что, когда Марк вызывал ее к доске, бедняжка от смущения не могла выдавить из себя ни звука. Писать на доске Нинка тоже была не в силах, мел крошился в ее руке и покрывал платье белыми узорами. В результате оценки по алгебре и геометрии катились в пропасть, и руководство школы било тревогу: ведь прежде Нинка решительно шла на медаль. Я даже собиралась поговорить о ней с Марком, но немного опасалась: вдруг он станет ругать меня за то, что доверила свою тайну подруге?
В очередной печальный понедельник я возвращалась домой после посиделок у Нинки. Бежала бегом, потому что на улице вдруг стало ужасно холодно. Но я холоду была даже рада: быстрее бы зима! Отметим Новый год, а там и до конца учебного года останется всего ничего.
Я вошла в свой подъезд и сразу услышала чей-то тихий плач. Кто-то стоял у маленького окошка под лестницей. В тусклом свете единственной лампочки я разглядела чью-то высокую узкую фигурку в длинном пальто, медленно покачивающуюся из стороны в сторону. Я подскочила к женщине, дернула ее за рукав и торопливо заговорила:
— Что с вами случилось, а? Вас обидели те придурки, которые сидят у подъезда? Хотите, я поднимусь в свою квартиру и вызову милицию? Или, может, проводить вас куда-нибудь?
Женщина покачала головой и отняла от лица ладони. Я увидела, что она очень молодая, может, чуть постарше меня, и ужасно красивая. У девушки были невероятно пышные темные волосы, небрежно закрученные в пучок на затылке и завитками спадающие на лоб, смуглое лицо, резко сужающееся к подбородку, и огромные темные глаза с длинными мокрыми ресницами.
Девушка смотрела на меня в упор и судорожно пыталась побороть рыдания. Все ее узкое тело вздрагиваю, ходило ходуном.
— Да скажите наконец, что с вами случилось! — совсем перепугавшись, завопила я.
И вдруг девушка всем телом подалась ко мне и спросила скороговоркой:
— Скажите, вы ведь Сима, Серафима Фаменская, да?
— Что? — растерялась я. — Да…
— Сима, — еще пуще заторопилась девушка, — я пришла к вам, я хочу вас попросить… Только не отказывайте мне, ладно? Скажите Марку, чтобы он встретился со мной! Я бы зашла к нему домой, но не хочу беспокоить его родителей.
С того момента, как прозвучало имя Марка, я окончательно перестала что-либо понимать. Просто стояла и смотрела на девушку. А она продолжала меня о чем-то умолять. О какой-то встрече… Собравшись с духом, я вытащила из глубин памяти подходящий к случаю вопрос. Я спросила:
— Кто вы?
— Я Люба, — с готовностью ответила девушка. — Жена Марка.
Это было уже чересчур. Я развернулась и побрела к подъездной двери.
— Вы не верите? — Девушка побежала за мной следом. — Вот мой паспорт, посмотрите! Нет, давайте вернемся к окошку, здесь очень мало света!
Она нашла в полутьме мою руку и потащила обратно к лестнице. Ей ужасно хотелось, чтобы я увидела этот чертов штамп.
Когда мы очутились в полоске противного серого света, она поднесла паспорт к самому моему носу. Да, все было правильно. Хотя прежде я никогда не видела штампы о браке.
— Мы поженились три года назад, — деловито пряча документ, уже почти спокойным голосом сказала Люба. — Когда учились на втором курсе педагогического. Потом вместе поступили в аспирантуру. Я даже не сразу узнала, что он… отказался.
— А почему вы… не вместе… сейчас?.. — Мне почти удалось произнести это предложение.
Люба плотно сжала бледные губы, лицо ее снова задрожало.
— Понимаете, Сима, мы очень хотели ребенка…
— На втором курсе?
— Да, и что такого? Марк ведь из обеспеченной семьи, мои родители тоже бы помогли. А потом вдруг выяснилось, что я не могу иметь детей. То есть не то чтобы совсем не могу, но все очень проблематично, требуется долгое лечение. И Марк сразу предложил нам расстаться. Я не смогла его удержать.
Люба снова заплакала, негромко, безнадежно. Но у меня больше не было сил ее утешать. Я пробормотала:
— Извините, мне пора идти. Меня ждут.
— Ждут? — содрогнулась девушка.
— Да, домашние… мама. Я пойду, ладно?
— Идите, — кивнула Люба. — Только скажите Марку, что я уже приехала. Пусть он мне позвонит, хорошо?
— Хорошо, — кивнула я и поплелась вверх по лестнице.
— И скажите, если он не позвонит, и я нарушу слово! — крикнула мне вслед Люба.
Я заглянула в пролет и разглядела ее запрокинутое, очень бледное лицо и лихорадочно блестящие глаза.
Дома меня никто не ждал. Мама еще утром предупредила, что у них в редакции какое-то собрание и вернется она ближе к полуночи. Я была этому рада, ведь мама немедленно почувствовала бы, что со мной что-то неладно. Да что там, скажем прямо: со мной все было очень плохо. Я бродила по квартире, позабыв снять уличную одежду, и пыталась собраться с мыслями. Иногда мне казалось, что произошла ошибка и мы с Любой говорили о каком-то другом Марке. Но ведь фамилия тоже совпадала! Почему-то самой болезненной была мысль не о том, что Марк обманул меня, а о том, что он бросил свою жену только за то, что она не сумела родить ему ребенка. «Значит, — размышляла я, — если бы мы поженились и я оказалась бесплодна, он и меня бы бросил. Чего тогда стоили все его слова и поцелуи?»
«А не умереть ли мне?» — промелькнула вдруг мыслишка. Все равно невозможно пережить такое предательство. Я стала лихорадочно перебирать в уме способы самоубийства. Самым приемлемым способом ухода из жизни мне показалось вскрытие вен. Я даже заглянула в ванную комнату, критически ее обозрела, потом открыла навесной шкафчик и стала рыться в нем в поисках бритвы. Попутно вспомнила, что еще два дня назад мама просила меня зайти в галантерею как раз за бритвами, а я, как обычно, позабыла это сделать. Что ж, значит, на сегодня самоубийство отменялось, ведь галантерейный магазин давно уже был закрыт.
А что делать, если умереть не хватит мужества и придется жить дальше? Я решила, что ни за что не вернусь в школу и никогда больше не увижу Марка. Расскажу все маме, она, конечно, поймет меня. Может, мы уедем в другой город, я закончу другую школу, ради маминого спокойствия поступлю в университет. И буду ждать, когда какая-нибудь коварная болезнь сожрет во цвете лет мой сломленный предательством организм. Мысль о том, что я смогу забыть Марка и начать новую жизнь, просто не приходила мне в голову.
Телефон я отключила — боялась услышать в трубке его голос. Когда вернулась мама, я уже лежала в постели, погасив свет и натянув одеяло на голову. Я так долго разговаривала в тот вечер сама с собой, что на беседу с мамой у меня просто не осталось сил. И я решила, что обо всем расскажу ей завтра.
