Анна Макстед - Витамины любви, или Любовь не для слабонервных
На следующий день вечером я уже стояла в дверях, когда Грег подозвал меня, помахав рукой с зажатой в ней ложкой каши. Я неохотно приблизилась к оружию метания овсянки.
— Ты все еще с Джеком?
— Нет, — рявкнула я. — До завтра!
— Идиотизм! — крикнул он мне вслед. Интересно, кого он считал идиотом — меня или Джека?
Я не сразу села в машину. Сначала пошла и купила себе кофе. Что-то в этом есть — пить кофе из пластикового стананчика с крышкой. За один фунт и семьдесят пять пенсов ты получаешь порцию кофеина и чувствуешь себя так, будто у тебя маленький праздник. Это придает тебе значимость. Когда я вижу, как люди несут стаканчик кофе, я думаю: вот повезло, это, наверное, важные и занятые господа! Боже, послушай только, что я говорю! Мне надо срочно завести хобби.
Я села в машину и стала пить кофе, глядя прямо перед собой. После четырех глотков у меня затряслись руки. Кофе мне требовался меньше всего, смысл был в его покупке. Я вздохнула, вылезла из машины и вылила кофе в ближайшую урну. Каждый раз, когда я совершаю подобный поступок, я увеличиваю суммарное накопление отходов моей жизнедеятельности на планете. За тридцать лет это уже целая гора: пластиковые бутылки, картонные упаковки, те скрипящие полистироловые стружки, которыми выстилают дно каждой картонной коробки. Тюбики от пенки для волос, банки от антистатика — неизбежный вред природе, если ты делаешь стрижку или носишь синтетику. Но ведь покупать кофе в пластиковом стакане, когда даже не собираешься его пить, — это уже хамство. Я — позор нации, признаю это.
Размышляя так, я неожиданно обнаружила под «дворником» на лобовом стекле конверт.
У меня в тот день была замедленная реакция. Я сидела и смотрела через это окно в течение двадцати минут. Это что, шантаж? Я без особого интереса разорвала конверт (все же любопытно узнать, в каких страшных преступлениях меня можно обвинить), из конверта выпал небольшой огрызок бумаги — фотография из глянцевого журнала. Одну минуточку, это ведь моя ванна. Ну, не моя, конечно. Просто снимок глянцевой белой ванны за семьсот фунтов, о которой я мечтала каждый раз, когда садилась в свою ужасную, облупленную посудину. Под фоткой почерком Джека было написано: «Боже, я такой кретин, могу я купить твое прощение?»
Я вытащила мобильник, набрала его номер и услышала за спиной:
— Алло?
— Вот зараза! — я обернулась. Джек стоял рядом с машиной.
— Я уже полчаса тут стою, жду тебя. Чем, ты говорила, ты зарабатываешь на жизнь?
Я резким движением отключила мобильник:
— Убирайся, проваливай, катись…
— Ого, — Джек сделал шаг назад. — Я, собственно…
— Я только цитирую последние слова, которые ты сказал мне после нашего визита на свадьбу.
— Постой, я…
— Так вот — нет, ты не можешь купить моего прощения. Взятка не компенсирует того, что ты думаешь обо мне. Ты должен возместить мой моральный ущерб сам, лично. Подкуп — это подмена.
— Нет, ты не права! Я позвонил твоей маме, чтобы узнать, чего ты хочешь больше всего на свете, а ты опять недовольна. Ты не понимаешь, ванна — это просто чтобы показать тебе, что…
— Ты хочешь сказать, что моя мама позвонила тебе.
— Нет, я ей сам позвонил.
— Да что ты! И ты уже заказал ванну? — Я тут же возненавидела себя, но из песни слова не выкинешь.
— Э-э-э, нуда, от Филиппа Старка.
— Неужели копию ванны Фила Старка из сети магазинов «Ванны морской звезды»? — Признаюсь, я довольно падка на подкуп.
— При чем тут сеть «Ванны морской звезды»? Нет, милая! Твои мечтания, надеюсь, не сводятся к приобретению копии шедевра!
— Ты хочешь сказать… — Он просто пошел и купил настоящее произведение этого дизайнера за семь тысяч фунтов. Идиот! Я слабо улыбнулась. — Это тебе мама сказала, что я хочу такую ванну?
— Да, — признался Джек. — Она точно ее описала. Написала по буквам мне имя дизайнера. И цену.
Да, эта дама с каждым днем становилась все нахальнее.
А я становилась все дешевле. Я боролась с совестью. И сказала с упрямым выражением лица:
— Видишь ли, Джек, тут есть одно обстоятельство. Ты инстинктивно не можешь мне доверять, и это проявилось на той свадьбе, когда тебя спровоцировали. Сейчас все с виду прекрасно, но ты это запланировал. Допустим, мы с тобой сойдемся снова. И все будет чудесно до той минуты, пока я не сделаю чего-то, что покажется тебе подозрительным, а это неизбежно случится, если ты считаешь меня главным подозреваемым. Ты ничего не можешь с собой поделать, таков уж ты есть. Я борюсь за нас обоих, Джек. Но и ты должен бороться за нас. Для этого мало отмочить пару шуток и выбросить кучу денег. Я веду себя честно в отношениях с людьми. Меня не купить. Боюсь, что ты этого еще не понял.
Он так и стоял с открытым ртом. Я хотела, чтобы он что-нибудь сказал, но он, видимо, был не в состоянии. Правду отрицать не мог.
Я положила в конверт фотографию ванны и вручила ему:
— Спасибо, конечно, задумано было неплохо.
Глава 52
Когда мы с Джеком разводились, он решал все вопросы холодно и рационально. Я возненавидела его высокомерного адвоката. Помню, Мартина предложила устроить вечеринку по случаю развода.
— Вроде девичника, — объяснила она, — только без разврата.
— Отличная идея, — ответила я. — Может, стоит еще в полночь три раза обежать церковь против часовой стрелки, читая черную мессу в честь сатаны?
На этом тема вечеринки была закрыта. Хотя если учесть, что вступала я в брак с той же серьезностью, с какой подросток входит в бар, мне самой было странно мое отчаяние по поводу его расторжения. Чувство непередаваемой тоски оттого, что тебя официально объявили снова одинокой, вся эта бумажная волокита, бесконечные походы на почту, сочувствие чужих людей, а также странное презрение к тебе окружающих. Как будто у тебя сифилис. Хотя, возможно, развод — это действительно болезнь, передаваемая половым путем. Но это все ерунда по сравнению с ощущением пустоты, которое захватывает, когда видишь, что тебя в бумагах назвали «ответчик».
Для Джека я теперь была только «ответчик», и его отвращение не могло быть выражено яснее, даже если бы он плюнул мне в лицо.
Однако в итоге я собралась и отключилась от всех ощущений. Это был невероятно сложный в исполнении прием, который, однако, сработал, как надо. Я запретила себе даже плакать. Я подавила все дурные чувства, спрятала их глубоко-глубоко и там потеряла. В сущности, это произошло само собой. Через какое- то время я не могла плакать, даже если умом понимала, что это вполне естественно в сложившейся ситуации. Как будто я пришелец из далекой галактики, где неведомы человеческие эмоции.
