Валерий Роньшин - Корабль, идущий в Эльдорадо
Я достал из ящика тяжелый пистолет. Вытащил из рукоятки обойму. Патронов был полный комплект. Я загнал обойму обратно; она с мягким щелчком встала на свое место.
Когда я вечером вышел из дома, сердце колотилось так, словно я шел не спектакль смотреть, а грабить банк.
Мы встретились с Ириной в фойе театра. Она была в темно-зеленом платье без рукавов. Это платье очень подходило к ее глазам, делая их почти изумрудными. На правом запястье у Ирины блестел элегантный золотой браслет. Красивые черные туфли-лодочки на высоком каблуке еще больше подчеркивали стройность ее длинных ног. В общем, передо мной стояла настоящая красавица, только что сошедшая с обложки журнала мод.
Я пригласил ее в буфет и угостил апельсиновым соком. Прозвучал третий звонок, и мы поспешили в зрительный зал.
Как только свет погас, я смело взял Иру за руку.
— О-о, какие мы теперь храбрые, — скосила она глаза, но руки не отняла.
В антракте мы снова сидели в буфете, ели пирожные с кремом, украшенные глазированными орешками, потягивали через трубочки ледяную пепси-колу из высоких стаканов. А потом гуляли по фойе, рассматривая фотографии артистов. Все было хорошо, даже слишком хорошо.
Но меня ни на минуту не покидало предчувствие того, что после театра мне предстоит тяжелое испытание.
Спектакль окончился поздно. Я помог Ире надеть плащ, и мы вышли на улицу. Тьма охватила уже почти все небо. Горели фонари. Ирина жила неподалеку от центра, но идти туда надо было боковыми безлюдными переулками.
Не успели мы свернуть в первый переулок, как впереди замаячили три фигуры.
«Начинается», — подумал я, крепко сжав в кармане холодную рукоятку пистолета.
Фигуры медленно приближались. Еще издали я понял, что это не Паля, Роня и Скальпель, а совсем другие, незнакомые мне ребята. А когда они подошли ближе, я увидел, что это вовсе и не ребята, а взрослые мужчины лет по тридцать. Меня проколола мгновенная ненависть к идущей рядом Ирине. Ишь, каких мордоворотов подобрала!
В груди прошелестел ледяной ветерок. Я поклялся себе, что скорее умру, чем трусливо сбегу.
Когда мы поравнялись, мордовороты преградили нам дорогу. Один из них держал в руке недопитую бутылку пива.
— Пивка не хочешь пососать, девочка? — протянул он бутылку Ирине.
— Или с нами прогуляться? — мерзко осклабился второй, показав стальные коронки во рту.
Ирина прижалась ко мне, будто испуганный ребенок. И я понял, что она не имеет к этим типам никакого отношения. Несмотря на опасность ситуации, я ощутил огромное облегчение.
— Пропустите нас, — холодно сказал я.
Все три мордоворота заржали, как жеребцы.
— Дайте, пожалуйста, пройти, — жалобно попросила Ирина.
— Ах, какая миленькая девчонка, — произнес третий, у которого на голове сверкала огромная лысина. — И браслетик у нее миленький.
Ирина принялась лихорадочно снимать с руки золотой браслет.
— Возьмите, — протянула она браслет лысому. — Это все, что у нас есть.
— Ц-ц-ц-ц, — сокрушенно поцокал языком фиксатый. — Взрослым врать нехорошо, лапка. У тебя еще кой-чего имеется.
И он грубо задрал подол Ирининого плаща.
— Не трогайте меня! — испуганно вскрикнула Ирина.
Я резко ударил фиксатого по руке.
— Отстань от нее!
Первый мордоворот взял бутылку за горлышко и разбил ее о фонарный столб. Выставив вперед острый осколок, он двинулся на меня.
Я выхватил из кармана пистолет.
— А ну, назад!
Вся троица онемела.
— Да это у него пугач, — неуверенно сказал фиксатый.
— Хочешь проверить?! — Я взвел курок. — Давай!
В руке лысого блеснуло лезвие ножа. Нельзя было терять ни секунды. Я нажал на спусковой крючок. Пистолет с грохотом выстрелил.
— И-и-и… — словно свинья, завизжал лысый, хватаясь за ногу. На белой брючине быстро расплывалось багровое пятно.
Ирина с ужасом смотрела то на пистолет, то на лысого, который корчился на асфальте.
— Забирайте своего придурка и уматывайте! — закричал я. — Или всех перестреляю!
— Сейчас, сейчас, парень, — хрипло проговорил фиксатый. — Давай, Карась, бери его под руки.
Они взяли стонущего лысого под руки и поволокли. Я вытер со лба холодный пот. Ирина расплакалась, спрятав лицо в ладонях. Я неловко обнял ее.
— Успокойся… успокойся…
— Милый мой, — заплакала она еще горше, — хороший мой.
Мне показалось, я ослышался.
— Что ты сказала?
— Волчонок ты мой серенький, — ласково провела она рукой по моим волосам. — Поцелуй меня. Крепко-крепко поцелуй.
Я поцеловал ее в мокрую от слез щеку.
— Нет, не так. — Ее губы нашли мои губы.
Это был самый первый поцелуй в моей жизни. Настоящий поцелуй. Я провалился в него, как проваливаются в бездонную пропасть. Грудь Ирины взволнованно вздымалась. Я на секунду отстранился.
— Еще, еще! — нетерпеливо зашептала она.
«Оказывается, быть победителем не так уж и плохо», — подумал я, снова целуя ее в губы.
12
Не успел я оглянуться, как пролетела неделя.
За это время я исходил весь город вдоль и поперек. Пару раз был у Сереги, пару раз встречался с Ксенией… Частенько у меня возникала мысль позвонить Ирине (Журавлев же дал мне свою визитку), но я не решался.
Баварин так и не удосужился дочитать мой сценарий до конца. От того же Журавлева я узнал номер баваринского телефона в отеле. Он заплетающимся языком клялся, что сию же минуту прочтет, и бросал трубку.
Мать целыми днями пропадала у себя в мастерской, иллюстрируя сказки Андерсена (какое-то издательство пообещало ей заплатить хорошие деньги), а вечерами жаловалась на свою печальную судьбу… В общем, меня уже начинала тяготить такая жизнь, и я стал подумывать о возвращении в Москву.
Как-то раз днем я от нечего делать валялся на диване и смотрел телевизор. По одной программе трепался политический деятель, по другой выламывалась певица, а по третьей… На третью программу я переключить не успел. Зазвонил телефон. Я взял трубку.
— Слушаю?
— Саша, у меня большие неприятности, — раздался взволнованный голос Ксении. — Я только что попала в аварию. Разбила «кадиллак».
— Как разбила?
— Вдребезги! Я же говорила, что со мной случится какая-нибудь гадость. И вот — пожалуйста.
— Подожди, — перебил я ее. — Откуда ты звонишь?
— Из морга.
— Откуда?!
— Ну, тут телефон в морге. Слушай, нам надо обязательно увидеться. Давай сегодня в шесть. В кафе. Договорились?
— Ты не сильно пострадала? — с запозданием спросил я.
— Больше не могу говорить. Приехал владелец «кадиллака».
