Джессика Стил - Обнаженная для любимого
Но Нэйлор понял это по-своему. И его и без того невысокое мнение о Ромилли стало в результате этого ужина еще ниже.
— Как дела, милая? — спросила ее Элеонор, когда Ромилли спустилась к завтраку.
Девушка неопределенно покачала головой и поцеловала маму в щеку. Сколь она ни была погружена в собственные размышления, а взглянув на маму, мигом забыла обо всех своих переживаниях.
Элеонор выглядела как-то необычно, у нее был совершенно особенный взгляд. Ромилли не могла дать определение этому взгляду.
Накануне вечером они не виделись. Ромилли вернулась домой поздно и сразу пошла в свою комнату. Ей не хотелось встречаться с матерью. И поэтому она не знала, как прошел первый сеанс позирования Льюиса Селби.
Она присмотрелась к Элеонор, стараясь не вызывать у той подозрения своим пристальным вниманием. Ромилли с удовлетворением отметила, что мама не выглядит ни расстроенной, ни обескураженной. Но все же какое-то странное выражение отрешенности блуждало по ее лицу.
— Как продвигается портрет фотогеничного Льюиса Селби? — рискнула спросить девушка.
— Он не смог задержаться вчера надолго, — нехотя ответила Элеонор. — Я подумываю о том, чтобы наведаться сегодня в художественную лавку. Ты не подбросишь меня, дорогая? Если ты занята, я возьму такси.
— Отчего ты сама не воспользуешься своей машиной? — спросила ее Ромилли.
Элеонор поцеловала дочку в висок и потрепала по голове, ничего не ответив.
— Я подвезу тебя, — заверила ее Ромилли. Мать удовлетворенно кивнула и отправилась в свою студию. Ромилли осталась в кухне завтракать.
Иногда в ее жизни случались такие минуты, когда она остро чувствовала себя «дочерью своего отца». И это был один из таких отвратительных моментов. Она казалась самой себе возмутительно черствой, эгоцентричной и… безнадежно одинокой.
Она встречалась с Нэйлором уже трижды. Ни единого раза, прощаясь, он не попытался поцеловать ее.
Ромилли спокойно относилась к первым поцелуям. К поцелуям прощания. Они не волновали ее так, как поцелуи среди встречи, когда еще остается время для взаимных признаний или романтической болтовни. Поцелуи перед расставанием между юношей и девушкой ей казались куда более естественными, чем скупое рукопожатие приветствия или неловкий кивок прощания.
Но Нэйлор Карделл не испытывал какой-либо неловкости в подобной ситуации. Он просто говорил положенные слова, разворачивался и, не колеблясь ни мгновения, направлялся к своему автомобилю, оставляя Ромилли в сильнейшем недоумении.
Либо он так хорошо умел владеть собой, либо был совершенно к ней равнодушен. Такой неутешительный вывод сделала для себя Ромилли.
Ее это злило, а злость лишь прибавляла недовольства собой.
Ромилли было двадцать три года. Но она уже не помнила, когда в последний раз грезила о романтических приключениях. Сейчас ей казалось, что всю свою жизнь она была столь же осторожна и трезвомысляща. Если что-то и могло лишить Ромилли уверенности в себе, то точно не неудачи в отношениях с мужчинами. Она оценивала себя критично. Стремилась преобразовывать себя в соответствии с собственными представлениями, а не на потеху многочисленных джеффов. Оттого и всяческие недовольства ему подобных отметала со всей категоричностью.
Нэйлор Карделл стал первым, к мнению которого она прислушалась почти в той же степени, как и к мнению собственной матери, хоть и не показывала виду.
Определенно, он не умел лукавить и предпочитал называть все своими именами. Это не могло не вызывать уважение. И все же Ромилли злилась на Нэйлора — из-за его самоуверенности и категоричности, из-за его резкости, притом что сама вела себя не более дипломатично, и, что самое важное, из-за собственного внезапно возникшего желания понравиться ему. За это она готова была не только сердиться на Нэйлора Карделла, но и возненавидеть его.
Ромилли стыдилась того безотчетного побуждения, которое заставило ее показать Нэйлору Карделлу отвергнутого Джеффа Дэйвидсона, смотрящего на нее злобными глазками голодного волчонка. Она понимала, в каком свете выставила себя. Но больше всего девушку беспокоило то, что все ее представления о самой себе рушились в свете этого идиотского поступка. Ромилли была уверена, что неспособна на подобные фортели в духе кокоток из кабаре.
Выходной прошел в постоянных терзаниях. Девушка была рада выйти на работу. Но радость ее поубавилась, когда с самого утра к ней подступила медсестра Синди.
— Как тебе понравился прощальный ужин босса? — хитро полюбопытствовала медсестра.
— Нормально, — коротко ответила Ромилли, включая коммуникаторы.
— А твоему спутнику?
— Тоже, — Девушка, как могла, демонстрировала нежелание продолжать этот разговор.
Синди благоразумно отступилась от нее. Приехав домой пообедать, она застала Элеонор в приподнятом настроении и выяснила, что звонил Льюис Селби и пообещал навестить ее в среду, предположив, что сможет повторить визит и в четверг.
— Что ты обо всем этом думаешь, милая? — поинтересовалась Элеонор.
— Смотря что ты ему ответила, — ответила Ромилли.
Элеонор с улыбкой посмотрела на дочь.
— Он нравится тебе? — спросила девушка.
— Очень.
— Тебе нравится, как он обращается с тобой?
— Он обходителен. Мне это приятно, — призналась Элеонор.
— Тогда зачем спрашиваешь мое мнение?
— Я так давно ни с кем не встречалась, милая. Ровно столько, сколько была замужем за твоим отцом. А ведь Арчер всегда был совершенно другим человеком. Даже в период ухаживания, — попыталась объяснить Элеонор.
— И ты чувствуешь себя неуверенной в этих отношениях, — предположила Ромилли.
— К сожалению, да, — согласилась мать.
— Но эти отношения тебе жизненно необходимы.
— Да, девочка, — убежденно кивнула старшая женщина.
— В таком случае и принимай их как лекарство. Если Льюис Селби поведет себя неприемлемо, ты в любой момент вольна прекратить общение с ним.
— Ты все верно говоришь, дорогая. Твоя поддержка для меня много значит, — признала Элеонор с благодарностью.
— Ты восхитительно выглядишь, мама. Свежа и нежна, как майская роза! — воскликнула Ромилли, увидев Элеонор, прихорошившуюся к встрече с Льюисом Селби.
— Ты очень любезна, доченька. Ноя давно уже не майская роза, — грустно проговорила взволнованная Элеонор.
— Мама, тебе всего сорок девять. Помимо красоты у тебя есть еще и бесценный опыт. Нельзя недооценивать такое исключительное сочетание.
— Мне сорок девять лет и девять месяцев. Я разведенная психопатка. У меня взрослая самостоятельная дочь, которая вынуждена опекать меня вопреки своим личным интересам, чтобы предотвратить опасность очередного нервного срыва.