Кэтрин Айворс - Поздняя любовь
Но Лиз нервничала, доказывая, что Кристофер не знает женщин, особенно матерей — они всегда ревнуют своих сыновей к их женам и любовницам!
— Если всегда, тем более нет причин волноваться, — возразил Кристофер. — Знаешь, а пойдем-ка вечером в ресторан!
Это было неожиданно.
— В ресторан? — недоверчиво переспросила Лиз.
Она стала отказываться, ссылаясь на кучу дел, на миссис Холден, на детей. Но на самом деле она была довольна. И вечером, когда все разбрелись по своим комнатам, Лиз явилась к Кристоферу в светло-зеленом платье и с теми же серьгами в ушах.
Он вывел из гаража машину, и они поехали к Стиву. В зале было много женщин в дорогих нарядах. Лиз застеснялась своего платья, купленного на распродаже, и как-то сжалась, мечтая о том, чтобы поскорее сесть и чтобы на нее перестали пялиться десятки глаз. Кристофер почувствовал ее состояние и шепнул:
— Выше голову! Ты лучше всех…
Важный метрдотель проводил их к тому самому столику, где не так давно Кристофер сидел с Вероникой Смит. Он вспомнил, как миллионерша насмешливо спросила, кого и по какому принципу хозяин ресторана сажает к этому «позорному столбу».
Вскоре возле Кристофера и его дамы появился Стив. По тому, как Стив взглянул на Лиз и, разговаривая с ним, смотрел на нее, Кристофер понял, что Лиз произвела впечатление.
— Везет же тебе! — сказал Стив.
Кристофер нахмурился.
— Не болтай!
— Я серьезно.
— И я серьезно: давай без пошлостей!
Почувствовав, что Кристофер заводится, Стив обратился к Лиз:
— Как вы его терпите? Он же взрывной, как гремучая смесь! — И предусмотрительно отошел.
Лиз было неприятно подчеркнутое внимание Стива. Она благодарно улыбнулась Кристоферу. Он налил им обоим красного вина. Они выпили. Лиз немного опьянела, раскраснелась и рассматривала сидящих в зале, уже не испытывая стесненности. Но, когда включили шумную музыку и в центре зала молодые и не очень молодые пары, расслабившись, начали, все убыстряя темп, двигать ногами, руками, туловищами, Лиз наотрез воспротивилась присоединиться к ним, хотя с любопытством смотрела на толпу, подчиняющуюся бурному ритму…
Вернувшись домой, они провели самую счастливую ночь с тех пор, как Кристофер впервые сказал ей: «Пойдем ко мне!»
За завтраком Мэри сообщила:
— У Коры умер отец. Я думаю, тебе следует пойти.
Он спросил, откуда ей известно о смерти старого Фрейзера.
— От Лиз. Она ходила в супермаркет и там слышала.
Он не рассказывал Лиз подробно о Коре, не называл имени и не знал, говорил ли кто-нибудь ей, что Кора Фрейзер его первая любовь.
Лиз была в саду, обихаживала лилии. После вчерашнего вечера в ресторане и ночи, проведенной с Кристофером, она выглядела уставшей. Пожаловалась, что хочет спать:
— Сейчас бы легла и спала до вечера!
— Или до утра?
Она улыбнулась.
— Только до вечера.
Кристофер сказал, что должен идти на похороны:
— Умер отец женщины, с которой я когда-то…
— Я знаю. Миссис Холден говорила мне. Ты должен пойти туда.
Идти ему не хотелось. Старику Фрейзеру все равно, будет Кристофер Холден на его похоронах или нет. А Кристофер был наполнен любовью минувшей ночи и мыслями о ночи, что ждет его сегодня, и не испытывал желания произносить скорбные слова и встречаться с женщиной, которая когда-то была его Корой. Он терпеть не мог делать что-то только потому, что «так принято». И злился на себя, оттого что всегда поступал так, как от него ждали.
Кристофер надел темную рубашку. Повязал было галстук, но передумал.
Дом Фрейзеров стоял на одной из прилегающих к шоссе улиц, за старым кинотеатром. Особняк с облупленными колоннами хранил следы давних переделок и требовал незамедлительного вмешательства. Но теперь, со смертью хозяина, заботы о доме откладывались, а может быть, и вовсе прекращались. Две женщины, старая и молодая, оставшиеся в старинном здании, когда-то населенном большой семьей, не собирались ничего предпринимать…
Кристофер вошел в раскрытые ворота. Во дворе стояли и ходили какие-то люди, но были и те, которых он знал, из их прежней компании: Дэвид, Хилари, Стив… В кресле сидела миссис Фрейзер в черном платье и черной кружевной накидке. Кристофер слышал, как она кому-то сказала о нем:
— Он тоже здесь.
Когда он вошел в дом, первое, что бросилось ему в глаза, была фотография на пианино: он и Кора, молодые, смеющиеся, счастливые. Он с трудом сдержался, чтобы не отвернуть снимок к стене. Подумал, что напрасно пришел. Не хотелось ни оставаться здесь, ни выходить во двор, где на него смотрели, перешептываясь.
В комнате было полутемно. Дневной свет почти не проникал сквозь задернутые шторы. Кристофер оглянулся, и только теперь заметил у стены гроб. Остановился в нерешительности, не зная, как поступить. Из смежной комнаты вышла Кора. И опять, пока она не заговорила, он не узнал ее.
— Пойдем, — сказала Кора, беря его за руку, и повела к двери, откуда только что появилась сама.
Здесь было светло. Окна открыты, пряно пахло цветами. На туалетном столике с овальным зеркалом в деревянной раме разложены коробочки, баночки — все, как когда-то, когда он приходил сюда, к той Коре, которая смеялась на фотографии…
Кристоферу было жаль женщину, стоявшую возле него. Но все было кончено. Не теперь, когда в его жизнь вошла Лиз, а намного раньше. Просто он этого не осознавал и искусственно растравлял оскорбленное самолюбие, принимая его за муки любви.
Она сказала:
— Кристи, тебе, наверное, неприятно находиться у нас — ты можешь уйти через сад.
Он понял: у Коры, как и у него, все прошло. Но она первая сумела заговорить по-дружески. И Кристофер с искренним участием спросил, что она собирается делать после похорон. Так же просто Кора ответила:
— Заберу маму и уеду.
— А дом?
— Мы решили продать его.
Они сидели на диванчике, обитом темно-вишневым бархатом, на диванчике, который столько раз служил им верой и правдой.
— Мы с мамой не сможем содержать дом, — говорила Кора, — так что лучше продать.
— А что у тебя там, куда вы поедете?
— Там я снимаю комнату.
— Если продадите, вы сможете купить дом или квартиру.
— Надеюсь…
Он спросил, скоро ли она уедет.
— Через несколько дней. Хотелось бы быстрее, но всякие формальности… Ты иди, зачем тебе все это?
— Я в самом деле пойду. До свидания…
— Там Марта, но она помнит тебя, не тронет… Прощай, Кристи!
Он тоже помнил Марту. Десять лет назад ей было два года — веселая, отличная овчарка. Сейчас старая, полуслепая, она лежала на земле под липой. Вильнула хвостом, но не поднялась. Кристофер подумал, что не спросил у Коры, что будет с собакой…
