Дина Лампитт - Замок Саттон
Брэндон воспринял это замечание с раздражением, думая и о своей юной невесте: скоро она будет с ним рядом в его постели, и он надеялся, что она понесет в себе его семя.
— Клянусь Богом, то, что вы говорите, сэр Ричард, можно рассматривать как государственную измену. И за меньшие грехи людей сажали в Тауэр. Хорошо, что мы одни. Придержите свой язык!
Вестон и бровью не повел.
— Вы увидели в моих словах слишком глубокий смысл, господин герцог. Я просто выразил надежду, что ради благополучия королевства королева будет рожать часто и успешно.
— Я понял вас иначе.
— Тогда прошу прощения. Я не имел намерения задеть Его Светлость.
Суффолк рассмеялся.
— Кто угодно, только не вы. Вы для этого слишком осторожны. В общем, будьте бдительны, старина: нам всем грозит опасность, если королева родит девочку. Придется употребить все наше дипломатическое искусство, чтобы выдержать бурю.
— Да, — согласился сэр Ричард, — это будет нелегко.
Он повернул лошадь и поскакал в направлении замка Саттон. Пение птиц звенело в его ушах, когда он возвращался домой в мягком, розовом свете заката.
Ехавший позади него Брэндон говорил уже более миролюбиво:
— Завидую я вам: у вас прекрасный замок, Ричард. Великолепное место.
— Считается, что поместье проклято.
Суффолк фыркнул.
— Какая чушь! Вы ведь не верите в это?
Сэр Ричард сказал:
— Конечно, нет.
Суффолк собирался что-то сказать, но вдруг вспомнил, какое лицо было у его невесты, когда она говорила с ним сегодня утром:
— Господин герцог, мне не нравится здесь. Сколько мы еще пробудем в этом замке?
— Несколько дней. А что?
— Прошлой ночью я слышала плач в Длинной галерее, хотя там никого не было. Я хочу сказать — никого из живых людей. И все-таки кто-то всхлипывал в темноте. Мне стало страшно.
— Глупенькая, — сказал он. — Иди сюда.
Он посадил ее на колени, дал ей конфеты и погладил по голове. Она выглядела смущенной, глаза ее увлажнились, и она маленьким розовым язычком перекатывала конфету за щекой, зажав в руке мех его воротника. Он почувствовал, что сердце его готово разорваться, так сильно волновало его присутствие этой девочки. Он едва слышал, что она ему отвечала.
Но теперь он вспомнил. Его любимую напугал призрак — или, может быть, ей это только показалось, — и она не хотела оставаться в замке Саттон. Он смог ее успокоить, только подарив ей какую-то безделушку, которую она тут же повесила себе на шею. Хорошо, что герцог не видел, как изменилось ее лицо, когда он отвернулся. Ее детские черты исказило выражение алчной радости. Четырнадцатилетняя Франциска еще заставит его заплатить за то, что он поломал ей жизнь и разбил ее надежды на счастливый брак с его сыном.
Было совершенно ясно, что юноша, играющий на лютне, влюблен в королеву. То, как он держал себя с ней, как смотрел на нее, не скрывая своего восхищения, как вздрагивал, когда она клала руку на его плечо или улыбалась ему, демонстрировало всему миру его отношение к ней. Он был очень красив — высокий и сильный, с густыми темными вьющимися волосами и большими, темно-голубыми глазами. Красотой он мог соперничать с Фрэнсисом, но в его чертах не хватало утонченности, являющейся следствием хорошего воспитания. Внешность юноши отражала его крестьянское происхождение. Руки его отца привыкли к пиле и токарным инструментам, однако едва ли кто-нибудь мог догадаться об этом — так легко пальцы юноши касались струн лютни. Люди из окружения Анны и большинство придворных считали, что никто никогда не играл на лютне лучше, чем он.
Он присоединился к ним сразу после коронации, и, конечно, его разыскала сама королева, которая славилась своим талантом собирать вокруг себя умных и одаренных людей. Остальные члены ее компании — Фрэнсис Вестон, Уатт, ее брат Георг, Бреретон, Фрэнсис Брайан, Генри Норрис — считали Сметона выскочкой, но прощали ему, так как он был хорошим музыкантом. Марк Сметон оказался допущенным в самый элитарный круг и теперь боготворил женщину, которая вытащила его из мрака безвестности.
Анна старалась устроиться на стуле поудобнее, из-за огромного живота ей с ее хрупким сложением трудно было удерживать равновесие. Марк искоса наблюдал, как она беспокойно ерзает, втайне желая, чтобы это был его ребенок. Он размышлял о том, сможет ли он когда-нибудь хотя бы поцеловать ее, обратив затем это в шутку. Он изучал изгиб ее маленьких губ, мечтая прижаться к ним своими губами. Когда Марк пел песню, написанную им специально для нее, его голос звенел, полный страсти, которую он вынужден был скрывать.
Фрэнсис подумал: «Сметон сосредоточен не на игре. Он играет хорошо, но мысли его где-то далеко. Несомненно, он влюблен в королеву».
Он вспомнил, что точно так же еще недавно блуждал взгляд короля. В это трудно было поверить, но это было так. Повторялась старая история: игривые взгляды, легкие пожатия рук, фамильярные похлопывания — так было, когда царствовала Екатерина, а об Анне Болейн еще никто не слышал. Фрэнсис предполагал, что это естественная реакция здорового самца, жена которого скоро должна родить и поэтому временно недоступна. Но все равно это выглядело странно. Было трудно поверить, что Анна может потерять хотя бы часть своего огромного обаяния.
Марк кончил петь, и слушатели восторженно зааплодировали. Из-за эпидемии потницы количество людей при дворе сократилось, и в распоряжении королевы оставались лишь некоторые из ее фаворитов. Сейчас рядом с ней были только Фрэнсис, Роза и Уильям Бреретон, чтобы помогать ей, когда она встает или садится. Все трос отметили про себя, что королева напряжена, а при ярком солнечном свете вокруг ее глаз отчетливо проступают легкие морщинки, которых никогда раньше не было видно.
— С вами все в порядке, Ваша Светлость?
— Да, Роза, да. Но я жажду поскорее освободиться от этого бремени.
Она приложила руку к животу.
— Уже осталось недолго.
— Думаю, около двух недель. А теперь оставьте меня, пожалуйста, потому что прибыл доктор Захарий, и я хочу поговорить с ним наедине.
Они откланялись, Марк Сметон, прощаясь, поднес ее руку к своим губам.
— Молю Бога, чтобы доктор сказал ей то, что она хочет услышать, — прошептал Бреретон.
— Но все астрологи в Англии предсказывают мальчика, — отозвался Сметон.
— Вы новичок при дворе, Марк, — слова Фрэнсиса содержали явный укол. — Доктор Захарий — не «все астрологи». Это очень умный молодой человек. И — что более существенно — он обладает даром ясновидения.
— Почему тогда королева не обратилась к нему раньше? — недоумевал Сметон.
