Хозяйка Мельцер-хауса - Якобс Анне

– И в человеческом отношении тоже! – воскликнула Китти. – Я на стороне Лизы. Да пошли ты его к черту, сестра! Он не заслуживает такой женщины, как ты. И такой свояченицы, как я, тоже!

Элизабет была глубоко тронута такой сестринской солидарностью. Она скорее рассчитывала получить поддержку от Мари, чем от Китти. Она была так благодарна сестре, что обняла ее и расплакалась прямо у нее на плече.

– Если ты действительно настроена решительно, Лиза, – вздохнула Мари, – то я думаю, мы все будем на твоей стороне. И ты, мама, тоже.

– Так оно и есть! – воскликнула Китти. – Лиза происходит из рода Мельцеров, она наша, и мы не оставим ее в беде. Так ведь, папа? Иди сюда, мамочка, пересиль себя. Развод – еще не конец света. Может быть, это даже счастливый случай, еще один шанс.

Алисия зажала уши руками, говоря, что слова Китти когда-нибудь сведут ее с ума. Потом она встала и заключила Лизу в свои объятия.

– Ну конечно же я с тобой, дитя мое. Моя Лиза. Ах, тебе всегда так тяжело приходилось в жизни… Иоганн, мы должны поручить это дело доктору Грюнлингу, он выздоровел и продолжает свою адвокатскую практику.

– Боже мой, – застонала Китти. – Только не этому зазнайке! Неужели никого нет…

Ее прервал стук в дверь.

– Входите, фройляйн Шмальцлер!

Дверь была приоткрыта, и в проеме показалось бледное лицо с острым носом. Однако это была не экономка, как предположила Алисия, а Мария Йордан.

– Йордан? – удивленно воскликнула Элизабет. – И что вы тут делаете? Почему вы не на Бисмаркштрассе?

Мария Йордан не ответила, хотя вопрос был уместен.

– Пожалуйста… госпожа. Нужно позвать врача…

Она обращала свои слова к Элизабет, и ее тон был настолько драматичным, что можно было подумать, речь идет о жизни или смерти.

– Вызвать врача? Вы что, больны?

– Не я, милостивая госпожа. Ханна. Пожалуйста… Позвоните доктору Грайнеру или доктору Штромбергеру. – Мари в ужасе вскочила со своего места и хотела выбежать из столовой, но Мария Йордан придержала дверь снаружи. – Нет… Подождите, пока я не уйду. Прошу вас…

– Что с Вами, Йордан? – вспылил Иоганн Мельцер. – Вы что, в неглиже там, что ли? Что вы вообще делаете здесь посреди ночи?

Послышались торопливые шаги, и когда Мари распахнула дверь, то увидела фигуру женщины в развевающейся белой ночной рубашке, спешащую по коридору к лестнице для прислуги.

– Это… это просто невероятно, – воскликнула Алисия. – Кажется, она ночует на вилле. Она ведь работает здесь портнихой всего несколько часов в день. Лиза, как такое может быть?

– Понятия не имею, мама.

Мари уже была в коридоре и теперь поднималась к Ханне в комнату. Взволнованная Китти последовала за ней.

– Боже, какая крутая здесь лестница. И так холодно. И грязно… Ну не беги же так быстро, Мари.

Наверху в коридоре кто-то зажег фонарь. В его слабом желтоватом свете Мари узнала повариху Фанни Брунненмайер, которая в своем просторном ночном одеянии напоминала огромную грелку на чайник. На мгновение она увидела морщинистое лицо Эльзы под старомодным ночным чепчиком, однако та поспешно удалилась в свою каморку, когда увидела приближающихся Мари и Китти.

– Что случилось? Что с Ханной?

– Ей нужен доктор, госпожа, – сказала повариха. – Если еще не поздно. О, эта Йордан! Я же ей говорила, чтобы она оставила свои чертовы…

Мари протиснулась мимо нее и начала стучать кулаками в дверь Ханны. Она слишком хорошо знала эту комнату, ведь она сама жила тут когда-то.

– Сейчас… сейчас…

Мари не стала ждать, а распахнула дверь и вошла. Был включен верхний свет, голая лампочка освещала кровать Ханны. Она лежала на спине – мертвенно-бледная, с закрытыми глазами, натянув одеяло до самой шеи.

– О боже, – прошептала Китти, вошедшая вместе с Мари. – Она выглядит так, как будто уже…

Темные круги под глазами, заострившийся нос, бледные губы. Мария Йордан стояла рядом с кроватью, держа перед собой подушку. Казалось, она собиралась быстренько одеться, но Мари помешала ей.

– Что ты ей дала?

Мари с грозным видом подошла к Марии Йордан, та сразу отшатнулась, дрожа от страха, села наконец на свою кровать и жалобно простонала, что она ей ничего не давала.

– Ничего? – гневно воскликнула Мари. – Какое снадобье? Пижму, сенеку или какой-нибудь яд?

– Я… я… честно…

– Мари! – дрожащим голосом сказала Китти. – Посмотри-ка.

Она стянула с Ханны одеяло. Белая ночная рубашка на животе была свернута в ком, который она засунула себе между ног. Очевидно, таким образом она хотела остановить кровотечение, но ей это не удалось. Ночная рубашка была вся в крови до самой груди, простыня тоже промокла насквозь…

Мари лишь мельком взглянула на эту страшную картину, оттолкнула повариху, с любопытством втиснувшуюся в комнату, и помчалась вниз. Ее взволнованный голос был слышен даже в коридоре.

– Номер телефона доктора Грайнера, быстро! Позови сюда Шмальцлер, Лиза. Пусть принесет что-нибудь кровоостанавливающее. Алло? Соедините… Три, восемь, девять, четыре… Не отвечает? Попробуйте еще раз.

– Что, так плохо, Мари? – спросила Алисия. – Сообщить его преподобию Лейтвину?

Китти все еще стояла у кровати Ханны и смотрела на алеющую кровь. Ханна пошевелилась, ища рукой одеяло, и тихо застонала.

– Мне так плохо…

– Все будет хорошо, – сказала Китти. – Мы здесь. Мы тебе поможем.

Она снова натянула на нее одеяло, а так как Ханна дрожала от холода, потребовала от Марии Йордан, чтобы та покрыла ее поверх и своим одеялом. Йордан нехотя послушалась.

– Такая прекрасная перина… Ведь запачкается.

– Вы действительно душка, фройляйн Йордан! – смерив гневным взглядом, бросила ей Китти. – Чем скорее Вы покинете этот дом, тем лучше!

С этими словами она побежала вниз к Мари.

Тем временем Элеонора Шмальцлер вернулась из лазарета, она узнала, что кровоостанавливающие средства может получить только врач. Однако у них все же нашелся один препарат из лапчатки, хорошо зарекомендовавший себя.

– Мы должны быть очень осторожны, госпожа, – предупредила она Алисию. – Если девочка сделала аборт, то никто не должен об этом узнать. Вы знаете почему…

– Спасибо, фройляйн Шмальцлер, – остановила её Алисия.

Мари с Элизабет сразу обо все догадались, только одна Китти сделала непонимающее лицо.

– Ах, эта дурацкая история с русским военнопленным, – тихо напомнила Мари. – Но не хочется думать, что Ханна забеременела от этого парня.

– Бог ты мой! – прошептала Китти. – Как интересно! Русский? И Ханна с ним спа…

– Пожалуйста, попридержи-ка – хоть один-единственный раз – свой язычок, Китти! – умоляющим тоном произнесла Алисия. – Ну наконец! Звонок. Это доктор Грайнер. О, что с моими нервами! Еще одной такой ночи я не вынесу…

Она опустилась на стул, а поскольку ни Августы, ни Гумберта, ни Эльзы не было, Мари спустилась, чтобы открыть.

Доктор Грайнер, несмотря на свой преклонный возраст и столь поздний час, пришел на виллу своим ходом, его не остановил даже моросящий дождь. Открыв дверь, Мари увидела большой черный зонт, трепыхающийся на ветру.

– Добрый вечер, – раздалось из-под зонта. – Или вернее, доброе утро. Я так и думал, что это может случиться. Но давайте короче. Где он?

Мари помогла ему снять с себя плащ и взяла шляпу.

– Нет, это не мой свекор, слава Богу, он в добром здравии. Речь идет о Ханне.

Доктор Грайнер достал носовой платок, чтобы протереть мокрые очки, но остановился.

– Ханна? Кто это?

– Девочка с кухни. Вы же не раз ее видели, господин доктор. Темные волосы, карие глаза. Когда Гумберт был на фронте, она иногда подавала на стол.

– Ага!

Казалось, его это задело. Как бы он ни был близок с семьей, вытаскивать его из постели посреди ночи из-за какой-то служанки все-таки было неприлично.

– А что с ней? Лихорадка? Несчастный случай?

– Она почти истекла кровью.

Он надел очки, поправил их на носу и сделал недовольный вид.