Розалинда Лейкер - Платье от Фортуни
– Спасибо, Роберто.
Когда Лена вернулась в дом Романелли, Катарина уже была там. Как и ожидалось, Арианна не хотела покидать Венецию до отплытия корабля мужа. Лена отправила к Арианне Катарину с билетом, чтобы та могла уехать из города, когда пожелает.
Следующий день прошел в хлопотах по сбору вещей. После первого налета на Венецию Жюльетт спрятала наиболее ценный фарфор. Теперь она начала с этой же целью упаковывать серебро. Катарина включила в работу и детей, которые собирали мелкие предметы из столовых приборов. Еду и платье сложили в корзины, дом приобрел вид прибранного и брошенного хозяевами особняка. Откуда-то издалека непрерывно доносились звуки артиллерийской канонады. В полдень появились австрийские аэропланы, но тут же в воздух поднялись три итальянских и в ходе короткого боя уничтожили их под восхищенные возгласы наблюдателей.
После полудня Лена вновь посетила Роберто, чтобы удостовериться – поезд действительно отходит в восемь. Начальник вокзала подтвердил, что состав, вероятно, уйдет по расписанию. Несмотря на преимущество, предоставляемое санитарным поездам, вывозу из Венеции гражданских лиц в возможно более короткий срок также уделялось значительное внимание.
– Неужели последние новости настолько плохи? – со страхом спросила Лена.
Он кивнул, буквально выскочив из кабинета при звуках приближающего санитарного состава. С тяжелым сердцем Лена вернулась домой и увидела Фортуни и Генриетту. Они пришли попрощаться.
Генриетта обняла подругу и с чувством произнесла:
– Нам будет тебя не хватать!
– Мы рассчитываем скоро вернуться, – голос Жюльетт срывался от волнения.
Фортуни поцеловал ее в обе щеки.
– Мне ничего не остается, как только еще раз выразить эту надежду. Но, прошу вас, будьте осторожны, берегите себя!
Больше никто не приходил. Большинство подруг Жюльетт уже покинули город. Наконец наступил вечер, и маленькая группа путешественников покинула дом. Жюльетт печально закрыла за собой дверь.
Стоя у причала в ожидании «вапоретто», который должен был отвезти их на вокзал, Жюльетт внезапно подумала о Николае. Где он сейчас? Не среди ли таких же беженцев и эмигрантов, как они? У большевиков, кажется, появился влиятельный лидер, Ленин. Венецианская газета выходила теперь только на двойном листе, и новости с фронтов оттесняли сообщения из-за рубежа, умещающиеся теперь в крошечные абзацы. О ситуации в России Жюльетт прочла утром. Но тут заговорила Лена и прервала ее мысли.
– Ну вот и «вапоретто», синьора. Вы уверены, что эти вещи не слишком тяжелы для вас?
– Вовсе нет, достаточно легкие, – Жюльетт с готовностью подняла узел. Пароход остановился, и Жюльетт провела детей на борт, затем помогла Лене, которая несла остальные вещи, включая еду. И вдруг неожиданная мысль буквально пронзила ее мозг. Мысль, скорее всего вызванная воспоминанием о Николае. Она забыла упаковать дельфийское платье! Жюльетт сделала решительный шаг назад.
– Скорее, синьора, – крикнула Лена. В ее голосе послышалась тревога.
Жюльетт продолжала отступать.
– Я кое-что забыла. Поезжайте! До поезда много времени. Я вас догоню на вокзале!
Она резко повернулась на каблуках и поспешила домой. Из предосторожности она еще раньше все билеты, кроме своего, отдала Лене на случай, если ее состояние не позволит идти так быстро, как необходимо, или на платформе из-за множества пассажиров они потеряют друг друга. Но почему она раньше не подумала о платье? Наверное, потому, что всю ручную кладь собирала Лена, а сама заботилась только о том, что понадобится новорожденному.
Но это платье нельзя оставлять! Если австрийцы начнут усиленно бомбардировать Венецию, дом может быть разрушен. А если они оккупируют город, начнутся грабежи пустующих особняков. Ни на мгновение не останавливаясь, Жюльетт шла по длинному переулку вдоль Палаццо Орфей, осталось только пересечь площадь. Но каким невероятно огромным расстоянием ей вдруг показался этот короткий путь!
Задыхаясь, она подошла к своему дому и открыла дверь. Электричество было отключено. Чтобы снова включить его, нужно пройти в противоположную часть дома к кухне. Жюльетт предпочла воспользоваться спичками и свечами, остававшимися в передней. При дрожащем свете свечи она стала подниматься по лестнице. На полпути Жюльетт остановилась, чтобы немного передохнуть и отдышаться. В доме царила необычайная тишина, не слышалось даже обычных ночных звуков – поскрипывания мебели и деревянных ступенек лестницы. И все же тишина особняка была полна воспоминаний, почти слышимых, дом не походил на опустевшие здания, из которых все вынесено и владельцы уехали навсегда. Жюльетт казалось, что она слышит шаги Мишеля, крик новорожденной Сильваны, беседу старых друзей, собравшихся за обеденным столом, звон бокалов с вином, гулкий смех Марко и тот звук, который раздался, когда он в гневе ударил ее, и который, как тогда казалось, вечно будет преследовать ее. Кажется, присутствовал даже Николай, образ, неотрывно следующий за ней в течение долгих месяцев после того, как она видела его в последний раз, заставляя долго лежать без сна рядом со спокойно спящим мужем.
Немного отдышавшись, Жюльетт продолжила путь по лестнице. В спальне она взобралась на табуретку и вытащила коробку с платьем из дальнего угла верхней полки шкафа. Сойдя с табуретки, Жюльетт с радостью ощутила прикосновение нежного шелка. Решив не брать коробку, сунула платье в корзину, забросила коробку обратно на полку и закрыла дверцу шкафа.
Жюльетт уже дошла до верхней ступеньки лестницы, когда острая боль кинжалом вдруг пронзила все тело с такой силой, что она едва не упала. Свеча выпала из рук, она успела схватиться за перила и прижаться к ним. Ударившись о стену, свеча погасла. Жюльетт оказалась в полной темноте. Слышался звук катящейся по лестнице корзины.
Постепенно боль прошла, но как только она попыталась сдвинуться с места, новый приступ парализовал ее. Жюльетт понимала, что нужно как-то добраться до телефона внизу, в передней. Начался мучительный спуск по лестнице. Обеими руками она ухватилась за перила, боясь оступиться и упасть, и осторожно ощупывала ногой каждую новую ступеньку прежде, чем сделать шаг. Боль утихла, чтобы через мгновение вернуться с новой силой, крупные капли пота катились по лицу, сползали под одежду. Могло ли это случиться, если бы она не поспешила вернуться за дельфийским платьем? Жюльетт рассчитывала, что до родов осталось еще восемь-девять дней. Но Боже, когда-нибудь она достигнет прихожей? В непроглядной тьме порою казалось, что она спускается в бездонную пропасть.
Остановившись из-за очередного приступа боли, она подумала о детях, уже, наверное, прибывших на вокзал и возбужденных перспективой предстоящего путешествия. По крайней мере, они будут в полной безопасности, пока с ними Лена. Жюльетт была уверена: если она и не приедет на станцию, Лена и Катарина продолжат путь без нее и довезут детей до тосканской виллы. Конечно, Лена страшно рассердится и, без сомнения, решит, что возвращение домой было задумано ее хозяйкой заранее с тем, чтобы остаться одной в Венеции. Жюльетт прекрасно понимала – такой вывод будет выглядеть вполне естественно. В ее поведении было даже что-то театральное, когда, оставив семью и прижимая к себе вещи будущего новорожденного, она бросилась прочь от причала. Такое поведение будет истолковано как способ избежать неприятной сцены прощания с детьми, ведь те не захотели бы уезжать без матери. Лена придет к заключению: ее госпожа последует за ними, как только родится ребенок, и успокоит детей, когда у них пройдет первоначальное возбуждение от путешествия и они начнут спрашивать, где мама.
