Сьюзен Гастингс - Венера и воин
С теми! У Зигрун остановилось дыхание.
Рим остался где-то за туманным горизонтом, а вместе с ним его люди и их судьбы. Существовала ли эта страна вообще, или же это был сон, который демоны ночи насылают спящему, чтобы теснить и мучить его?
Потом она взглянула на Велокса, Клаудиуса из другой страны.
Он действительно сидел рядом с ней, такой крепкий, теплый и счастливый, хотя глаза его в это мгновение были серьезными. Она взяла его за руку.
– Давай не думать об этом, – сказала она тихо. – Перед нами лежит будущее, мы должны вживаться в него.
Глава 17
Светловолосая меретрица
По Виа Аппиа в направлении юга скакал одинокий всадник. Он не жалел ни себя, ни свою лошадь. Крестьяне, торговцы, солдаты и другие путешественники испуганно теснились к обочинам дороги. Это был Валериус, сенатор Рима. На нем была легкая одежда, как на солдате, и его плащ развевался по ветру. Его не сопровождал эскорт, и лицо его было угрюмым. Он торопливо сменил лошадь на постоялом дворе, позволил себе глоток воды и продолжил изнурительную скачку. Гражданская война! Как Дамоклов меч, это слово угрожающе висело над ним. Население Рима бушевало, как кипящая лава в кратере Везувия. Республика трещала по всем швам, а он должен был заниматься еще и личными делами. В Риме без него не могли обойтись, но только политическими мерами уладить все было невозможно. Должны были вступить в дело военные, требовались личности, которые смогли бы укрепить пошатнувшуюся республику, а не какие-то дураки с ослиными ушами, которых их жены выставили на смех.
– Ромелия! Я тебя убью!
Сенатор метался по покою Ромелии взад и вперед, как хищник по клетке. Сцепив руки за спиной, он выставил голову вперед, и подбородок у него напоминал клюв хищной птицы. Вены на висках вздулись.
– Тебя покинули все боги, если ты вовлекла меня в такой позор, – заорал он.
Ромелия сжалась на постели и вздрогнула при его резких словах.
– Не кричи так, у меня из-за этого болит голова, – пожаловалась она и театрально подняла руки.
Валериус продолжал метаться по просторному мраморному покою, семь шагов туда, семь шагов обратно.
– Я кричу, как мне подобает. У меня есть на то причина.
Внезапно он изменил направление, в три шага оказался около Ромелии и сорвал с нее светлый парик.
– Проститутка, жалкая проститутка!
На одно мгновение он, казалось, успокоился и взглянул на светлые волосы, которые вертел в руках.
– Ты знаешь, как поступают варвары? Ей отрезают волосы, срывают с нее платье и гонят плетьми через всю деревню, и все жители бьют ее плетьми. Затем ее бросают в болото. А чтобы ее дух не вернулся, ее вгоняют деревянными кольями в землю.
Ромелия побледнела. Она, дрожа, вцепилась в простыню и беззвучно шевелила губами.
– Варварские нравы, – простонала она.
Валериус зло скривил губы.
– Я могу их понять, надо бы ввести эти нравы у нас. Тогда скучающий народ в Помпеях или в Риме имел бы приятную перемену развлечений, не так ли? А я бы увидел, как ты кончаешь жизнь подобным образом. Но мы – цивилизованный народ, у нас свой стиль жизни.
Ромелия шумно выдохнула.
– Благодарение богам.
– Призываешь богов? Каких? Приапа? Вакха?
Ромелия бросилась ему в ноги.
– Побей меня, побей меня, я это заслужила.
Валериус с отвращением посмотрел на Ромелию.
– Нет!!! Ты будешь до конца своих дней искупать зло, которое причинила. Надевай свой парик, я отправлю тебя в дешевый бордель.
Глаза у Ромелии расширились.
– Ты не сможешь! Я – патрицианка.
– Да? Я что-то не заметил. Та, кто, переодевшись как преступница, ночью прокрадывается к храму Вакха или на постоялый двор, кем она является? Почтенной римской матроной?
Он ядовито рассмеялся.
– Кто тебе это сказал? – спросила она растерянно.
– Соглядатаи, – ответил Валериус. – А ты не постыдилась втянуть во все это даже почтенную Атенаис.
– Она тебе об этом рассказала? – взвизгнула Ромелия.
– Да она скорее бы провалилась сквозь землю. Я не смогу больше смотреть в глаза Диодоросу.
– Ах, этому. – Ромелия презрительно взмахнула рукой. – Он общается только с мальчиками и даже не может сделать ребенка. Теперь он взял к себе в дом родственника для этого. – Она презрительно надула губы.
– Это его дело, и оно нас не касается. Меня касается твое поведение. Ты сделала из меня посмешище. Весь Рим говорит о том, какую охоту за беглецами ты устроила, и смеется. Представь себе, они заключали пари, поймают гладиатора или нет.
Ромелия скучающе выглянула в окно.
– Я имела право велеть преследовать Пилу, она была сбежавшей рабыней.
– Нет, это дело префекта, она сидела в тюрьме.
– Ба, да этот префект – настоящая бестолочь, его можно использовать только как корм для львов, он ничего не соображает. Если бы я не взяла на себя инициативу…
– …я бы еще мог сейчас высунуться на улицу. Рим шатается, мне надо делать дела, а не спорить с такой, как ты.
– Тогда отправляйся в Рим и укрепляй республику. Я вообще не понимаю, зачем ты сюда прискакал.
– Чтобы раз и навсегда покончить со всем этим.
– Хорошо, так давай разведемся.
– Это было бы слишком просто. Мое сердце кричит о мести.
– Твое сердце? Не доводи меня до смеха. – Ромелия разразилась истерическим хохотом. – А у тебя оно разве есть?
– Я любил Пилу, – сказал он тихо, и Ромелия широко раскрыла глаза.
– Ты… что???
– Я любил эту рабыню. Не как женщину. Я видел в ней богиню.
– Ты делаешь себя смешным, Валериус.
– Ты разве поймешь?! Эта девушка была совершенной, такой совершенной, что я велел изваять ее в мраморе.
– Поэтому ты и хотел эту статую, – возмутилась Ромелия, – а я-то думала, ты хочешь скульптуру для украшения дома. – Она театрально схватилась за голову. – И я еще позволяла ей ходить в мастерскую скульптора!
– Так или иначе, ты не поняла ничего. Теперь ее нет.
– Да, ее нет! К сожалению! Я бы с удовольствием посмотрела, как львы превращают ее божественное тело в кровавый кусок мяса. Но у тебя же есть статуя, утешайся ею, – насмехалась Ромелия.
Валериус прошипел, как змея:
– Ты неисправима! Охрана!
– Оставьте меня! Оставьте меня! Что вам пришло в голову, идиоты? – закричала Ромелия, отчаянно обороняясь против схвативших ее стражников.
– Заприте ее и хорошо за ней присматривайте, потому что я найду для нее новое пристанище, более подходящее, чем мой дом.
Харчевня была маленькой и грязной, даже вывеска у входа, изображающая козла, была повреждена. Какой-то недовольный гость ударил в нее однажды пару раз топором.
Хозяин крутился около кувшинов с вином и обслуживал первых вечерних посетителей. Его жена принесла из кухни лепешки и жареных дроздов.
