Кэтрин Гэскин - Я знаю о любви
— Нет, я только… — Он даже заерзал от мучительной нерешительности.
Мне показалось, что это был первый случай в его жизни, когда ему приходилось решать судьбу какой-то незнакомки, жизнь которой оказалась полностью в его руках. Ему это не нравилось. Для Ларри было бы лучше вынести один из своих скорых и окончательных приговоров, не оставляющих у него никаких сомнений. Но на этот раз он не смог сделать этого, так как был достаточно гуманен.
— Что у тебя было с тем мужчиной в «Диггерз Армс»?
— Кем бы я ни была для него, это случилось не по моей воле. И всего три дня, пока я не убежала. А прежде такого со мной никогда не было, ни с одним мужчиной! Никогда… — Говоря это, я чувствовала себя униженной, как и любая женщина на моем месте. — Я даже ни с кем не целовалась. — И тут я впервые опустила глаза и уставилась в землю.
Наступило долгое молчание, и я чувствовала, что он не собирается первым его нарушить, и снова подняла на него глаза.
— Сможете ли вы теперь прогнать меня, Ларри? — Я начала разговор первой, и мне было все равно. — Если бы вы могли забыть эти три дня…
Он был ужасен в своей неумолимости, казалось, ему было невыносимо знать, что кто-то мог вести себя, как я. А я первый раз в жизни поняла, что чувствует невинный человек, подвергшийся ужасному и несправедливому обвинению. Я чувствовала себя потерянной, во мне росли отчаяние и злость него за то, что он отказывал мне в человеческом понимании.
— Ох, черт возьми, — почти закричала я. — Чего вы боитесь? Что совращу ваших братьев, испорчу вашу сестру? Если бы я была такой, как вы думаете, неужели я довольствовалась бы таким маленьким уловом и хотела бы здесь остаться? В отелях мне было бы легче, да и плата там выше, не правда ли?
Я так разволновалась, что, размахивая кружкой с горячим чаем, обожглась, но не почувствовала боли.
— Неужели вы не можете понять, что я предлагаю вам оставить меня здесь для выполнения тяжелой работы? Разве вы не нуждаетесь в человеке, который присматривал бы за вашей матерью, когда она сообщает не обо всех мешках муки, находящихся в фургоне, и утаивает каждый фунт сахара, не использованный за день? Не хотите ли вы, чтобы кто-то остановил вашего отца, когда он разбазаривает табак в первую неделю, а потом у него ничего не остается? Не нужен ли вам человек, который умеет приготовить три блюда из фунта говядины? Который штопал бы вам носки?.. Или мы оставим их вашей матери и Розе, которые выбросят их, когда на них появятся дыры? Не нужен ли вам человек, который присматривал бы, как Кон готовит уроки?
И еще, Ларри, я могу читать и писать лучше любого из вас — я с десятилетнего возраста работала в магазине. Что еще вы от меня потребовали бы, Ларри? Скажите, и я соглашусь! Или мне пойти вниз, в тот дворец на главной дороге — вы помните, мы проезжали в одну из прошлых ночей, — он сверкал огнями — может быть, мне пойти туда и предложить свои услуги там, Ларри?
Он покраснел. Ему было стыдно, и за это он был зол на меня.
— Вы сказали, что должны защищать семью, но кто же будет делать это, когда вы отлучитесь в Мельбурн?
— А почему ты считаешь, что можешь все это для них делать?
— Потому что я хочу остаться, ведь я очень нуждаюсь в вас. Я не буду неблагодарной. Вам не придется нанимать помощницу для своей матери или кого-либо, чтобы присматривать за Розой и Коном. И вы получите значительно больше этого, получите то, что нельзя купить за деньги.
— Откуда я узнаю, что ты говоришь правду? Почему я должен тебе верить?
— Поверьте! Или прикажите мне уйти, или радуйтесь, что этого не сделали. Дорога обратно в Мельбурн очень длинная, и для раздумий будет много времени.
Он выплеснул остаток чая в костер и, казалось, с удовольствием наблюдал за его шипением. Он все еще был зол и погружен в себя, пытаясь найти решение, но не мог привычно оперировать четкими понятиями. Пытаясь сосредоточиться, Ларри сдвинул свои черные брови, и было странно видеть это молодое симпатичное лицо с взъерошенными после сна волосами таким мрачным и серьезным.
— Ну, что ж, — сказал он наконец. — Можешь остаться. По крайней мере на время первой поездки — моей поездки, пока я буду отсутствовать. А после посмотрим.
Я улыбнулась:
— Итак, мы заключили сделку… И я свои обещания выполню. — И я протянула ему руку, но он попятился, не желая дать свою.
Я была уверена, что он это сделает, и сказала:
— Ведь это сделка, Ларри, и вы проявите ко мне уважение, если пожмете мою руку.
Наконец, с большой неохотой он это сделал. Никто из семьи Мэгьюри еще не поднялся, а соседи, вставшие рано, были заняты своими собственными делами, так что, я думаю, никто не узнал об этом рукопожатии.
IIВ тот день семья Мэгьюри и я вместе с ними стали законными добытчиками на золотом прииске. Дэн Мэгьюри купил на Эрике участок у двух мужчин, которые отправились в Бендиго. То, что этот участок давно ничего не приносил, вовсе не означало, что золото не лежит там довольно близко от поверхности: золото в пробах обнаруживали на разной глубине.
Прииск Эрика был одним из богатейших, но, даже несмотря на это, все здесь было, как в лотерее. Так, недалеко от участка Мэгьюри несколько недель назад добыли золота на две тысячи фунтов, но потом даже при опускании вала на глубину в пятьдесят футов и дальше добыча была так мала, что не окупала дневных расходов.
Но об этом думал только Ларри. Остальные — Дэн, Пэт и Син — были уверены, что золото пойдет сразу же на первых восьми футах их участка, которые так давно не разрабатывались. Они достали лицензию, разрешающую по закону начать раскопку. Имя Ларри значилось на участке, и он тоже взял лицензию, заявив, что брать за нее цену в тридцать шиллингов — форменное мошенничество. Они купили для своей работы остроконечные кирки, тачку для перевозки песка к ручью, лоток для промывки тяжелой почвы и жестяные ванны для промывки самородков и мелкой породы. Теперь Мэгьюри имели все необходимое снаряжение золотоискателей.
Я помогла Кэйт заново разбить лагерь, на этот раз постоянный. Скарб семьи Мэгьюри представлял странную смесь практичных и полезных покупок, сделанных в Мельбурне в расчете на суровую жизнь в условиях прииска, с одной стороны, а с другой — совершенно неуместных и бесполезных вещей, оставшихся от жизни в Дублине.
Для Кэйт, Розы и меня были предназначены низкие койки, причем Кон настоял, чтобы отдать мне свою, так как считал себя достаточно взрослым и решил спать на раскладушке, как его братья. При этом койки наши были покрыты льняными простынями и подушками с кружевными накидками. Роза даже достала стеганое сатиновое одеяло, а мне дала лоскутное, которое было единственным результатом ее детских занятий рукоделием.
