Рэйчел Кейн - Принц Теней
Я уже терял терпение, у меня руки чесались выбить из нее все силой. Женщина, должно быть, увидела это на моем лице, потому что вздрогнула и зачастила:
– Оно складывается из трех частей, и каждую нужно уничтожить отдельно.
– Какие еще три части?
– Вера, разум, плоть, – проговорила ведьма и огляделась по сторонам. – Вы видели ту часть, что символизирует собой плоть, – я сама ее рисовала.
Те письмена чернилами, что я мельком видел на груди Меркуцио.
– Буквы на коже, – уточнил я, и она кивнула. – Его смерть отменила их действие?
– Да. Эта линия уже пресечена.
– А остальные?
– Синьор, пожалуйста…
На этот раз я угрожающе выставил кинжал вперед:
– Спрашиваю последний раз: что насчет остальных? Вера и разум?
– Про разум… он писал сам, своей собственной рукой, – ответила она очень тихо. – А вера… она на четках. На четках моего кузена, которые Меркуцио забрал из его могилы.
– Как это?! – Брат Лоренцо, казалось, был потрясен этим фактом. – Я сам хоронил мальчика, и четки были у него в руке… – Он побледнел еще больше и снова перекрестился. – Боже милосердный, неужели Меркуцио осквернил могилу?!
– Он просто раскопал могилу и взял четки, – сказала она. – А потом закопал ее снова, с любовью. Это не осквернение, святой отец…
– А как же это еще называется?! – возразил тот.
А я не мог отделаться от мысли о том, как Меркуцио крадется в лунном свете к могиле своего друга и раскапывает ее… не боясь отравиться трупным ядом от разлагающегося тела… Я даже представить себе не мог, что горе его и ненависть были настолько сильны… настолько сильны.
– Четки, – повторил я. – И где они теперь? И что на них было написано?
Она покачала головой:
– Он не говорил мне, синьор. Я только научила его. А где эта вещь теперь – я не знаю… но скорее всего четки находятся в руках Капулетти – думаю, он хотел бы этого.
У Розалины… если он поверил в болтовню Вероники о виновности Розалины… Хотя нет: скорее это была Джульетта, которая, казалось, вся находилась во власти своей страсти – или темных чар. Джульетта, которая, казалось, неудержимо стремилась к собственной погибели.
– Больше ты ничего не знаешь?
– Ничего.
– Поклянись! – Я поднес кинжал к самому ее лицу, но она даже не моргнула. – Поклянись своей загубленной душой, ведьма.
– Моя душа вовсе не загублена, но я клянусь своей бессмертной душой перед Богом и его ангелами, – сказала она. – Я больше ничего не знаю – только то, что рассказала. Если бы я могла остановить это – я бы остановила. Меркуцио больше нет – а месть его все еще действует. И его кровь тому подтверждение для меня. – Она вдруг улыбнулась сквозь слезы. – Он не был плохим человеком, вы знаете.
– Он был отчаявшимся человеком. А еще он был моим братом и другом. И не тебе рассказывать мне о том, что он был хорошим человеком, потому что я любил его, – ответил я. – А тебе не стоило толкать его в эту пучину греха и ужаса. Ты погубила его душу.
– Нет, это сделали убийцы, – возразила она. – И не только синьор Орделаффи. Но и вы, Бенволио, на ваших руках немало крови.
– Меньше, чем ты думаешь, – сказал я. – И никогда я не убивал никого иначе, как в честном бою и рискуя своей собственной жизнью. Я не такой, как отец Меркуцио.
– Но вы не остановили его, – не уступала она и встретила мой взгляд дерзко горящими глазами. – Вы стояли и смотрели, как умирает мой брат, а душа Меркуцио раскалывается на части.
Мне нечего было ответить на это, ничего умного в голову не приходило. Я убрал кинжал в ножны и кивнул Паоло.
Тот выхватил рапиру.
– Я убью эту ведьму вместо вас, синьор! – воскликнул он.
– Нет!
Он не отступал, поэтому мне пришлось встать между ним и ведьмой и тоже выхватить меч. Комната была темная, а потолок такой низкий, что я стукнулся головой о балку.
– Предоставьте Церкви разбираться с ней. Или герцогу. Но я не хочу, чтобы ее кровь была на наших руках! Кто знает, какое проклятье она может наложить на того, кто причинит ей вред.
Этот аргумент заставил его остановиться, и, хмурясь, он кивнул и вышел из комнаты. Я пошел вслед за ним, распахнул низкую дверь и увидел, что за мной спешит брат Лоренцо с выражением крайней обеспокоенности на лице.
– Это было правильно, юный господин, очень правильно! – забормотал монах. – Я же не знал, что она ведьма, что она занимается черной магией, я же пришел к ней просто за снадобьем… да-да, очень мудро вы поступили, что решили предоставить возможность наказать ее властям или Церкви… я же понятия не имел… и свидетелем я бы не смог быть, вы же понимаете…
– Зачем вы пришли сюда? – спросил я. Он выглядел очевидно виноватым и напуганным – смертельно напуганным. – За каким таким снадобьем вы сюда явились?
– Ничего, синьор… ничего особенного. Просто настойка, такой, знаете, ликер…
– Ликер можно найти где угодно, – перебил я его. – Что за снадобье и для чего оно нужно?
– Бенволио, я не могу говорить… – Он затряс головой, но затем, под тяжелыми взглядами и выразительным молчанием моих охранников, все же заговорил: – Если выпить этот ликер – то становишься словно мертвый: кровь перестает течь по венам, кожа холодна как мрамор, и пульс не прощупывается… дыхание не чувствуется, губы синеют, а щеки становятся мертвенно-бледными, и глаза останавливаются и тускнеют, как у мертвеца…
– То есть вы хотите сказать – это подобно смерти, – заключил я, и он закивал, пряча подбородок как можно ниже в воротник своей рясы. – И как долго длится действие этого зелья?
– До сорока двух часов, – сказал он. – Очень похоже. И никаких побочных эффектов: просыпаешься, как будто просто хорошо выспался…
Он весь взмок от угрызений совести и стараний выставить себя невинной овечкой, как часто случается с глупцами и негодяями. Что ж, ведьма допустила ошибку.
– И кто должен был принять это снадобье, а?
– Ах, синьор, я не могу сказать, это большая тайна – и она не моя.
Я потерял терпение.
– Тогда дайте мне эту склянку немедленно, и я разобью ее прямо здесь, на этой улице, где она никому не причинит никакого вреда!
Сильно побледнев, он произнес:
– Но я уже отдал ее той, кто ее выпьет, молодой господин… и во имя любви к Господу и к вашему кузену – не вмешивайтесь, вы не должны…
Теперь я понимал, что происходит.
Уже опустилась ночь, темная ночь, и было поздно – совсем поздно. Из его слов мне стало понятно, что Джульетта Капулетти уже получила в руки это колдовское зелье – безопасное, как он утверждал, – и, скорее всего, уже выпила его. Зачем? Чтобы избежать надвигающейся свадьбы с графом Парисом, разумеется. Она собиралась притвориться мертвой, а потом сбежать к моему кузену.
