Дженнифер Блейк - Узник страсти
– Я хочу сказать, – начал он медленно, – что тебе стоит задуматься о том, кто выгадает, если с тобой что-нибудь случится.
– Это смешно. Единственная причина, по которой я нахожусь в опасности, это…
– Это? – мягко сказал он.
– Это ты, – закончила она, но с гораздо меньшей уверенностью в голосе. Казалось, что не было вообще никакой связи между Равелем и преследованием, которому она подверглась со стороны арабов. И все же эта связь должна была существовать. У нее не было врагов. Ни единого.
– Я не знаю ни одной причины, по которой моя деятельность, какой бы она ни была, должна была представить опасность для тебя, – сказал Равель.
– Но ведь это были те же самые, кто пытались убить тебя. Я почти уверена в этом!
– Было ли именно это их целью?
– Конечно! Почему ты пытаешься предполагать что-то другое?
– Чтобы защитить тебя, – тихо и язвительно сказал он.
– В таком случае, – сказала она сдавленным голосом, – если это не были те же самые бандиты, твое присутствие оказалось весьма своевременным.
Он ответил ей медленно, тщательно подбирая слова:
– Какой бы соблазнительной ни казалась мне идея помучить и попугать тебя ради удовольствия спасти тебя впоследствии, я все же считаю это слишком радикальным методом ухаживания.
Они приближались к ее дому, и колесница постепенно замедляла ход, по мере того как он все сильнее натягивал своими мускулистыми руками поводья.
– Почему же? Благодарность, несомненно, должна быть для тебя таким же подходящим предлогом для женитьбы, как и все остальные. Ты довольно охотно соглашался жениться на мне всего лишь из чувства долга.
– Ты предпочла бы, если бы я объявил тебе о своей вечной любви и страсти?
Ирония, прозвучавшая в его тоне, показалась Ане в ее ранимом состоянии такой же болезненной, как удар хлыста.
– Да, без сомнения, – сказала она, собрав все силы, чтобы скрыть свою боль за язвительностью, – поскольку какой-то предлог все равно нужно найти.
– Интересно. Если ты уверена, что чувство долга было всего лишь предлогом, то почему же все-таки я хотел жениться на тебе?
– Как и большинство людей: из-за денег и положения.
– У меня достаточно и того и другого для удовлетворения своих потребностей.
– Респектабельность?
– О, это действительно перспектива! Я думал, что респектабельность – это то, что я предлагал тебе.
– Действительно! – гневно воскликнула она. Колесница остановилась, и она подобрала юбки, готовясь спрыгнуть. Он положил свою сильную теплую ладонь на ее руку.
– Я прожил без респектабельности большую часть своей жизни. Почему я должен сейчас страдать из-за ее отсутствия?
– Большинство из нас хотят получить то, чего получить не могут, – сказала она, спокойно глядя на него своими темно-синими глазами.
– Это правда, – сказал он, отпустив ее, и в его тоне проскользнули нотки веселья, – но ты, если подумаешь, можешь найти ошибку в своих рассуждениях.
Она спустилась с колесницы со всей грациозностью, на какую была способна в этот момент. Стоя на тротуаре, она обернулась к нему и, не обращая внимания на любопытные взгляды, ответила уничтожающим тоном:
– Если я ее найду, я дам тебе знать.
– Пожалуйста, – исключительно любезно сказал он и, хлестнув поводьями по спинам козлов, отправился дальше.
У нее не было времени обдумывать то, что он имел в виду, или сожалеть о том, что между ними постоянно возникали ссоры. Не было у нее времени и для того, чтобы серьезно задуматься о причинах нападения на нее. Слуги, которые наблюдали за парадом, высунувшись из чердачных окон, тут же нырнули внутрь и разбежались по дому с криками, что она наконец нашлась. На парадной лестнице ее встретила Селестина, ее покрасневшее лицо было в слезах. Она тут же подбежала к Ане и обняла ее, а следом за ней медленно спускались Эмиль и Муррей.
– Где ты была? – плакала Селестина. – Мы искали тебя везде, но было такое впечатление, будто ты исчезла с лица земли! Мы только что пришли сюда, чтобы посмотреть, не вернулась ли ты уже домой.
Аня как могла объяснила свое исчезновение, постоянно прерываемая восклицаниями ужаса, сочувствия и беспокойства. К тому времени как она закончила свой рассказ, Селестина принялась заламывать руки.
– Но ведь тебя могли убить, или даже еще хуже! Я просто не могу понять, как вышло, что мы так быстро потеряли друг друга. Ведь мы только на минуту отвернулись, чтобы посмотреть на забавную шляпку в витрине магазина, а потом увидели впереди другую женщину в костюме, похожем на твой, и подумали, что ты уже прошла мимо нас. Я говорила Муррею и Эмилю, что это была не ты, что ты не стала бы накидывать край плаща на голову, как какая-нибудь прачка, но они настаивали на своем.
– Тысяча извинений, мадемуазель Аня, – искренне сказал Эмиль, беря ее за руку, – я никогда не прощу себе, что оставил вас и подверг такой ужасной опасности. Но как бесстрашно вы провели их. Я в восторге! Никогда в жизни не слышал ничего подобного!
– Если вы оба собираетесь устроить такую суету, – деловым тоном сказал Муррей, – то могли бы по крайней мере дать ей пройти в салон, где она могла бы присесть.
– Действительно, – сказала мадам Роза, стоя на площадке лестницы. – Я уверена, что она измучена после пережитых волнений. И я думаю, что мы все могли бы немного подкрепиться.
Ей пришлось еще раз рассказать мачехе свою историю, слегка приукрасив ее. Селестина, убитая горем придворная дама, сидела на кушетке рядом с Аней, держа ее за руку, как будто бы собиралась больше никогда не отпускать ее от себя. Мадам Роза заняла солидное кресло, стоявшее рядом, а за спиной у нее стоял Гаспар с крайне обеспокоенным выражением на лице. Муррей снял свое черное «домино», которое он надел поверх обычного костюма. Он сидел по правую руку Селестины, а Эмиль сидел на стуле рядом с кушеткой, опираясь локтями на колени и подавшись вперед. Его перчатки с расшитыми отворотами и мушкетерская шляпа были отброшены в сторону, а каштановые кудри всклокочены.
– Как удачно случилось, что Дюральд смог прийти тебе на помощь, – сказал Гаспар.
– Да, он действительно показал себя героем, – согласился Муррей.
Эмиль ударил себя рукой по колену.
– Я должен был быть на его месте!
Аня опустила глаза и принялась рассматривать стакан с шерри, который ей сунули в руку. В ее ушах звучали слова Равеля о том, что ей следовало бы подумать, кому было бы выгодно ее исчезновение. Было просто невероятно, чтобы кто-либо из находившихся сейчас в комнате мог желать ее гибели. Она так хорошо знала их. Они были самой ее жизнью. За исключением Эмиля, она просто не представляла своего существования без кого-либо из них.