Джон Спиид - Наложница визиря
— Прошлой ночью мне снился сон, — сказала Майя. — Мой дух перенесся на планету Гуру, где меня нашла моя любимая наставница. Она взяла меня за руку, и мы полетели. Она живет там наверху горы, на острове в океане из чистого молока. Небо было ясным и наполнено яркими звездами. Мы летели так высоко, что я уже думала коснуться солнца, но потом мы внезапно начали спускаться. Я думала, что мы падаем, но гуру крепко держала меня и показала на океан. Мы нырнули в молоко.
Я увидела, что океан — это та самая пустота, из которой появляются все создания. Он был абсолютно спокойным, безмятежным, готовым создать бесчисленные множества живого. Когда мы вдвоем плыли по нему, молоко принимало миллионы форм. Пузырьки превращались в предметы, которые мгновение спустя растворялись и исчезали.
Моя гуру привела нас к гигантскому строению, белому, словно побелевшие старые кости. Оно показалось мне огромной колокольней. У бесконечных стен бурлило молоко. Я увидела там миллион вырезанных ярких белых фигур. Мужчины и женщины — не боги, а люди, такие, как мы, — прижимались друг к другу, касались друг друга и переплетались друг с другом. Все они были парами. Все! Они обнимались, целовались и совокуплялись всеми возможными способами.
Затем я увидела, что это не резьба, а живые люди, которые вздрагивают и извиваются в яростных объятиях. Миллион, миллионы пар, соединенных в бесконечной страсти. Они были везде, где только мог видеть глаз.
Вскоре гуру повела меня назад, прочь от бурлящей воды и совокупляющихся пар, и наконец я увидела строение полностью. Огромная башня тянулась в бесконечное небо и уходила в бесконечную глубину. Каждый дюйм ее поверхности казался живым от различных форм страсти и желания.
«Что ты мне показала, гуру?» — закричала я. Но вместо ответа она только взяла мою руку, и мы полетели вниз, вдоль всей длины огромного шпиля. У меня кружилась голова. Башня была такой огромной, а мы — маленькими, как мошки, рядом с ней. Тогда моя гуру вытянула руку и показала мне, что основание башни далеко внизу окружено огромным и удивительно красивым кругом, пульсирующим, словно кольцо света. И я резко вдохнула воздух, поскольку наконец поняла, что вижу.
«Это желание, дочь, бесконечное проникновение, которое на протяжении вечности создает вселенную, — сказала мне моя гуру. — Это огромный лингам Шивы, источник всего созидания, а вон там — безграничная плодородная йони Богини, которая охватывает его и принимает в себя. Их бесконечное желание созидает сквозь время в трех мирах. Ты удивляешься, что страстно хочешь почувствовать эту пульсацию у себя в душе? Желание — это суть богов, дочь моя, и мы болезненно хотим почувствовать, как эта божественность живет внутри нас».
Голос Майи по мере приближения к концу рассказа становился все тише. Люсинда уже дышала глубоко и ровно. Они вместе качались и спали под длинными темными ветками и ярким небом — и вместе мечтали.
* * *На следующий день Люсинда в одиночестве стояла на веранде и смотрела на озеро, туда, где прибрежная дорога подходила к насыпной. Вдоль всего дальнего берега на высокой траве сукновалы расстелили длинные куски яркого, только что сотканного шелка, чтобы он высох на солнце. Шелк трепетал на ветру, словно перья гигантской птицы. Но эта картина не могла отвлечь Люсинду. Она не отводила глаз от дороги.
Поэтому она не заметила, как подошел Джеральдо и сел на ограждение рядом с ней. Наверное, он нашел какой-то способ ходить так, чтобы его сапоги не стучали. Во всяком случае, он оказался рядом, глаза, как и всегда, блестели, на губах играла ироничная и двусмысленная, намекающая на что-то непристойное улыбка.
— Итак, кузина, — весело заговорил он. — Теперь ты выйдешь замуж быстрее, чем думала.
Люсинда гневно посмотрела на него, но глаза Альдо продолжала смеяться.
— Только что был старый дядя, теперь твой муж. Дорогой старый дядя Викторио.
— Я буду очень признательна, если ты прекратишь повторять «старый», кузен. Разве все и так недостаточно плохо?
— По крайней мере, твое будущее обеспечено. Ты знаешь, что с тобой случится. Твой дядя теперь твое будущее.
— Посмотрим, — сказала Люсинда после паузы. — Что ты от меня хочешь, Альдо?
Джеральдо склонился вперед, вытянул руку и положил ей на плечо.
— Я понимаю тебя, дорогая Люси. Я понимаю тебя больше, чем кто-либо другой. Разве мы не похожи во многом? Очень во многом? Иностранцы. Бездомные. Одинокие. И те, кого мы любим, нас покинули.
— Это ты бросил мою сестру, — ответила она. Джеральдо вопросительно приподнял бровь. — Я имею в виду Майю!
Джеральдо грустно покачал головой.
— Это она тебе так сказала? Где же ее гордость?
— Ты утверждаешь, что она лгунья?
Джеральдо выглядел обиженным.
— Я джентльмен, кузина. Я никогда не скажу ничего подобного. Однако разве ты не понимаешь, что она меня использовала?
— Я не видела, чтобы ты сопротивлялся.
— Конечно, нет. Я же мужчина. У меня есть желания. Точно так же, как и у нее. Точно так же, как и у тебя, кузина… — Джеральдо многозначительно посмотрел на нее. — Точно такие же, как у тебя.
Почему-то вдруг стало очень тихо. Только что птицы летали над самой поверхностью озера — а теперь исчезли. Слышалось только кваканье лягушек и стук ее собственного сердца.
— Какой будет твоя жизнь без настоящего мужчины, кузина? Ты готова отказаться от всякой надежды на удовольствие? Ради старого дяди Викторио? Боже мой, он залезет на тебя раз или два, перед тем как навсегда утратит такую способность. Раз, два, а что потом? Месяцы? Годы? И тогда какие у тебя останутся надежды, кузина? Что когда-нибудь тио Викторио удастся не заснуть достаточно долго, чтобы прийти к тебе в постель? Ты будешь женой, но будешь ли ты женщиной?
Люсинде хотелось закричать, ударить по довольному лицу Джеральдо, но ее губы словно замерзли, как и руки. Он знал, что она не может не слушать его голос.
— Что ты будешь делать? У женщин в гареме имеются приспособления. Ты сумеешь такое приобрести? Ты станешь им пользоваться? Или найдешь себе мерина с длинным мягким языком? Например, Слиппера, хотя, насколько я понимаю, он поднялся в этом мире. Ну, тогда какого-нибудь другого Слиппера, в таком же положении, как был наш, когда выражал готовность тебя мыть. Многие женщины любят хиджрей больше, чем мужей, или, по крайней мере, так говорят.
Хотя у Люсинды горели уши и покраснели щеки, она не могла найти ни слова в ответ.
— Но есть я, кузина. Подумай о том, что я предлагаю. Мы — семья. Наш язык, наши обычаи, наши темпераменты похожи. В этой чужой стране у нас с тобой много общего. Даже общие потребности, кузина.
