Мишель Моран - Дочь Клеопатры
Я помолчала, злясь про себя на его правоту.
— Ладно. Завтра идешь вместе с нами?
Брат неуверенно замялся.
— Вергилий читает…
— Значит, ты лучше пойдешь развлекаться, в то время как на Форуме решается человеческая судьба? — Я села на кушетке. — Стоит Вергилию появиться в триклинии, вы с Луцием ловите каждое его слово. Что вы в нем нашли? Обычный Ганимед.
— Не надо так, — возразил Александр.
— А что, неправда?
— Правда. Но он так пишет о страсти между мужчинами, что даже ты, Селена, могла бы переменить свои мысли.
Я уставилась на него.
— Скажи, ты ведь не влюбился в Луция?
Брат покраснел.
— В мужчину? — воскликнула я.
— Мы ничего такого не делали, — защищаясь, проговорил он. — Просто целовались.
У меня округлились глаза. Александр Македонский, тезка моего брата, побывал в постели со многими из своих солдат; Гефестиона он даже считал своей самой большой любовью. И все-таки у него были жена и наследник.
— Что же ты будешь делать, — прошептала я, — когда Август вернется и выберет для тебя супругу? Откажешься?
— Никто не отказывает Августу. Так почему я должен тратить последние вольные годы — возможно, месяцы — на суде, на исход которого не в состоянии повлиять, если могу провести это время с Луцием?
Мы уставились друг на друга. Я силилась разобраться в собственных чувствах.
— Селена, прости. Ничего не могу с собой поделать.
— Но ты хотя бы пытался?..
— Конечно, — торопливо заверил он.
— А почему не сказал мне раньше? — Мой голос дрогнул.
— Боялся тебя разочаровать.
Он хотел, чтобы я возразила, сказав, будто чувство к Луцию столь же нормально, как чувство Марцелла к Юлии. Я молчала, и Александр пустился в разъяснения.
— Есть много мужчин, которых не привлекают женщины. Посмотри хотя бы на Мецената. По-твоему, Терентилла случайно стала бездетной? Мужу на это плевать, зато Август заставил ее выпить сок сильфия, чтобы избежать ненужных беременностей.
— Ты-то откуда знаешь? — сердито бросила я.
— Меценат рассказал.
— Значит, мужчины, которые интересуются другими мужчинами, откровенничают между собой?
Он поднял брови.
— А женщины — нет?
— А что говорит Витрувий?
— Он не знает. Или не хочет знать.
— Так вот почему Луций страшится брака, — сказала я.
Брат кивнул.
— Да. Но однажды ему придется… Разве что Луций научится сам зарабатывать на жизнь или найдет богатого покровителя. Когда его женят, на свете прибавится двое несчастных людей. Поэтому я поддерживаю его чтения в одеоне. Селена, я не могу отменить рабство, зато могу изменить судьбу Луция.
Александр протянул мне ладонь, и я медленно приняла ее.
— Не так мы себе представляли будущее. Я должна была стать царицей Ливии, а ты — царем Армении.
Брат горестно усмехнулся.
— Отец умел широко мыслить. Помнишь, он короновал меня и над Парфией, а ведь она еще даже ему не принадлежала! — Мы улыбнулись, подумав о том, как сильна была его вера в себя. — Думаешь, неудачи — наша судьба?
Я отпрянула.
— Разумеется, нет! Август еще может сделать тебя царем.
— Сначала женив на какой-нибудь старой вдове.
— Ты мужчина! Делай что хочешь — отошли ее на край света или оставь в Риме, а сам возвращайся в Египет. Мецената вполне устраивает его жизнь.
— А как же ты?
В его голосе прозвучало столько искреннего тепла и заботы, что у меня на глаза навернулись слезы.
— Понятия не имею.
— Если сумеешь забыть Марцелла — может, найдешь кого-нибудь…
— Ради чего? Чтобы сердце снова разбилось? Мы не в Египте, братишка. Стоит Августу вернуться — и он подыщет мне мужа на собственный вкус, не на мой. Возможно, Катулла или даже Аквилу. И если мне запретят навещать тебя в Александрии, мы ничего не сможем поделать.
— Я без тебя не вернусь, — поклялся он.
— Вернешься, — твердо сказала я. — Это твоя судьба… — И посмотрела в окно. Солнечные, зеленые летом сады сегодня были угрюмы и словно потяжелели от ливней. — Не думаю, что неудачи кому-то написаны на роду. Вспомни Галлию: да, ее превратили в рабыню, и все же она обрела счастье.
— Ты ведь сама подарила ей волю! А мы с тобой граждане, но не свободны. Август решает все — даже что нам есть и как одеваться!
— И этот человек учил меня трезво смотреть на вещи. Ты совершенно потерял голову из-за своего Луция.
Брат отвернулся.
— Вот если бы Август скончался в Галлии, все могло быть иначе. Марцелл уже совершеннолетний, он стал бы Цезарем и разрешил нам самим выбирать супругов. И мы бы вернулись домой.
— А что, — с готовностью подхватила я, — Юлия говорила, Август пишет Октавии очень короткие письма. Пишет, что спит чуть не целый день. Он очень слаб.
Александр с надеждой поднял глаза.
— Твои бы слова да Исиде в уши.
Глава семнадцатая
Прежде нежели определиться с просьбой моего брата, Исида ответила на одну из моих беззвучных молитв. Я выходила из библиотеки, где Витрувий заканчивал чертежи Пантеона, когда туда ворвалась Октавия. Не заметив меня от волнения, она прокричала:
— Вернулся! Теперь они по всему Риму. Теперь Август точно узнает, что это был не Марцелл!
Витрувий поднялся из-за стола.
— Очередное воззвание?
— Храм Аполлона, Юпитера, Весты, Кастора и Поллукса, даже Венеры Родительницы… Оно короткое, несколько строчек, и призывает людей явиться на суд над бедняжкой Туллией. Но Марцелла здесь нет, и никакие силы Гадеса не помогли бы ему это сделать!
Я скорее бросилась к себе в комнату, чтобы сообщить новость брату.
— Значит, он нам не врал, — кивнул Александр.
Встретившись с нами в портике, Луций приветствовал меня широкой ухмылкой, точно знал, что брат накануне открыл мне их тайну.
— Отец рассказал про воззвание. Значит, на суд соберется весь город.
— Кое-кого отпугнет погода. Старики не придут, — заметила я. — И матери с детьми тоже.
Мои выводы оказались преждевременными. Невзирая на пасмурное утро, дождь не пролился, и даже матроны с младенцами пришли в суд посмотреть, что же заставило Красного Орла покинуть укрытие. Вот уже несколько месяцев мы не читали ни одного воззвания. По дороге в школу я украдкой поглядывала на двери храмов — и всякий раз чувствовала укол разочарования. Отсутствие Красного Орла укрепляло подозрения в виновности Марцелла, но последняя новость отмела их начисто.
На Форуме собралась многотысячная толпа. Даже Октавия с утра наблюдала за слушанием. Она ввела нас в курс дела и вдруг изумленно подняла брови, заметив Витрувия.
