Жаклин Брискин - Обитель любви
— Кто?
— Мама прислала мне на день рождения.
— Она не сказала мне, где ты.
— Я знаю, я сама ее об этом просила.
— А сколько их?
— Дней рождения?
— Поклонников.
— Сотни, — ответила она.
— Что, никого?
— Ага, значит, по-твоему, я не пользуюсь успехом у мужчин?
Она перегнулась и легонько чмокнула его в щеку.
Он поставил чашку с кофе и потянулся, чтобы ответить на поцелуй. Их влажные от шампанского губы встретились, и он взял ее лицо в свои руки.
— Любимая, — прошептал он, лег и притянул ее к себе.
Она водила кончиками пальцев по его щекам и шее. Он ощущал абсолютно все: трепет ее ресниц, каждый ее вздох, непередаваемую нежность касаний.
— Никогда в жизни я не хотела ничего другого, — прошептала она.
— Правда?
— Правда.
— Я тоже. Только с тобой мне хорошо.
— Я так по тебе скучала.
— Любимая...
На него нахлынуло нежное, ноющее в груди чувство, которое было намного сильнее того, что он испытывал к ней раньше. Оно переполнило его и лишило дара речи. Он прижал ее ладонь к своему сердцу и одновременно своей ладонью ощущал нежность ее груди, биение ее сердца. Любовь, в которой ему так долго было отказано, накрыла его с головой. Но ему еще хотелось вычеркнуть ужасные слова, которые он тогда наговорил ей, хотелось доказать, что она ему всего дороже. Он целовал ее глаза, лоб...
— Мама! — из-за закрытой двери в детскую донесся голосок Тессы.
Амелия напряглась.
— Бад! — прошептала она.
Он не отпускал ее.
— Она сейчас снова заснет.
— Я должна посмотреть, что с ней.
— Мама! — На этот раз девочка не Просто позвала, а крикнула.
Амелия оттолкнула Бада и поднялась с пола.
Любовное воркование, согревавшее его душу, прекратилось, и он посмотрел на себя трезво, со стороны. Взрослый человек, развалившийся на линолеуме в неотапливаемой, убогой комнате.
— Может, ты просто дашь ей выплакаться?
— Она очень редко плачет.
— Неудивительно, ты так с ней носишься.
Амелия не ответила. Она шагнула к двери и, задев подолом юбки чашку с кофе, опрокинула ее. Она этого даже не заметила. Бад отшатнулся, но теплая жидкость успела залить его пиджак.
Он услышал ее голос:
— Ну, что такое, Тесса? Приснилось что-то страшное?
Всхлипывания ребенка постепенно затихали. Потом он услышал скрип кресла-качалки и успокаивающий голос Амелии. Она рассказывала про принцессу Тессу, которой приснился плохой сон. Казалось, это длится бесконечно. «Она наказывает меня», — подумал Бад. Он прошел в ванную, чтобы попытаться свести влажной губкой пятно от кофе с пиджака.
Он сидел на плетеном стуле и смотрел в темное окно, когда она вернулась.
— Бад, — проговорила она. — Уже поздно.
— Половина десятого.
— Я устала.
— Я всего лишь сказал, что она избалована. Это что, преступление с моей стороны?
— Я не считаю ее избалованной.
— А как еще это назвать?! Она всегда добивается того, чего хочет!
— Она еще малышка. И плачет действительно редко. Она очень смелая и в то же время добрая. Она доверилась тебе полностью. В первую же минуту вашего знакомства. Или, может быть, ты так старался произвести на меня впечатление своим добрым отношением к Тессе что саму Тессу и не заметил?
Эта догадка была слишком близка к истине и потому раздражала. Бад недобро прищурился.
— Я целую неделю, изображал из себя няньку!
— Она вручила тебе свое сердце.
— А как насчет твоего? — зло спросил он.
Амелия сжала кулаки так сильно, что костяшки ее пальцев побелели.
— Совсем забыла: «Когда я дома — ты к ней ни ногой!» — очень тихо и ровно проговорила она. — Вот как это должно выглядеть?
До сих пор никто из них не вспоминал тот страшный день, когда Санта-Ана обрушил свой гнев на Лос-Анджелес.
Ему пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы сдержаться.
— Амелия, всего несколько минут назад... Неужели ты не заметила, что я без ума от тебя?
— Прости, — сказал она. — Не надо было... Это нечестно по отношению к тебе.
— Нечестно?! Это была самая счастливая минута в моей жизни! А ты, разве ты не испытала ничего подобного?
Она повернулась так, чтобы он не мог видеть ее лица.
— Бад, попытайся понять. Ты ведешь себя с Тессой так, словно постоянно оцениваешь ее. Тебе все в ней не нравится. О, ты пытаешься это скрыть, но не получается. Даже не будь она мне так дорога, я все равно никогда не смогла бы быть счастливой за ее счет. Я презирала бы себя.
— Ты хочешь сказать, что между нами все кончено?
Она повернулась к нему, и ее лицо выражало решимость.
— Да, пока ты не сможешь честно признаться, что твое отношение к Тессе изменилось.
Бад устремил на нее горящий взгляд. Его лицо исказилось яростью. Он схватил свою шляпу, пересек коридор и ушел.
Только вдохнув холодный соленый воздух моря, услыхав рядом с собой всплески весел парома в темной воде, он понял, что нормального человека не приведет в бешенство только то, что малыша, которому приснился дурной сон, потребовалось успокоить. Он устало подумал о том, что Амелия права. Ему все не нравилось в этом ребенке. Все! Девочка была для него знаком его поражения и ее измены.
Он не думал о разводе. Обхватив себя руками, он крепко сжал пальцами бицепсы и облокотился о перила. Он походил сейчас на человека в глубоком трауре.
4Бад давно уже исчез во тьме безлунной июльской ночи, а Амелия все еще стояла на освещенном крыльце своего дома. По звуку быстрых шагов в темноте она догадалась, что он ни разу не обернулся.
Поежившись, она вошла в дом, закрыла за собой дверь и направилась в гостиную. Опустилась, не чувствуя своего тела, на корточки и стала собирать чашки. Одна из них лежала на боку, и Амелия принесла из кухни тряпку и вытерла пол. Потом отнесла чашки на кухню, чтобы вымыть утром, когда немного успокоится, чтобы не разбить их.
Самостоятельность вовсе не радовала Амелию, она была не настолько глупа, чтобы считать, что бедность облагораживает. И все же она сама себе удивилась — так мало ее волновали стесненные обстоятельства. Она скучала не по материальному благополучию, она скучала по Балу. Она так сильно скучала по нему, что не надеялась перенести разлуку.
Но жизнь сложилась так, что ей не оставалось другого выхода. Она села за стол на кухне и вспомнила, как после ужасных мук, которые тянулись, казалось, целую вечность, доктор Марш наконец дал ей подержать дочь. Крошечное личико было искажено гримасой боли, под влажными темными волосиками ясно различались кровоподтеки от хирургических щипцов.
