Джин Юинг - Цветы подо льдом
– Смеете? Неужели? – У герцога, похоже, пробудился интерес, но он скрыл его за полуприкрытыми веками. – Выходит, я ошибся, давая поручение Флетчеру навести справки?
Какое невинное оправдание! Доминик ухмыльнулся:
– О нет, ваша милость. Вы были совершенно правы. Я полагаю, вам будет приятно узнать, что сей таинственный ребенок – тоже ваш внук.
Дрожь пробежала по лицу герцога, в голосе его появились угрожающие нотки.
– Выражайтесь яснее, Уиндхэм! – сказал он после паузы.
– Мальчика зовут Эндрю. Он – законный сын вашего сына, лорда Стэнстеда, и его жены, леди Розмари. В данный момент она восстанавливает отношения с супругом и везет мальчика в Лондон.
Веки медленно поднялись, обнажив шафранные глаза. Ратли уставился на Доминика. Темно-желтый цвет заблестел, переплавляясь в чистое золото.
– Это ребенок Розмари?
– Именно так. И отцовство лорда Стэнстеда неоспоримо. Таким образом, титул Ратли надежно переходит к следующему поколению.
Герцог встал и зашагал по комнате. Он остановился у книжного шкафа и невидящим взором уставился в полки. Потрясающая сдержанность! Когда он снова повернулся к своему письменному столу, влага на щеке оставила слабую отметину на пудре.
– Вправе ли я заключить, сэр, что вы сыграли некоторую роль в этом открытии и этом примирении?
– Ваша милость может спросить об этом своего сына, когда он вернется, – сказал Доминик одному из самых великих хитрецов и эгоистов в Лондоне. – Но ваш сын везет вашего маленького внука. В этом вся соль.
– О Боже! Вот темная лошадка! Какой благодарности вы ждете от меня за эту новость? Какую ищете пользу? Откройте ваши карты, сэр!
Доминик поднялся, чтобы уйти. Это потребовало больше усилий, чем он ожидал.
– Я не прошу вас ни о какой милости, за исключением прощения для леди Стэнстед. – Доминик оперся левой рукой на спинку кресла, чувствуя, как его снова начинает лихорадить и пробуждается боль. – К слову, малыш очаровательный. Красивый, здоровый и смышленый. И сделает честь вашему дому. Конечно, у него шотландская няня, и она уже немного научила его своему варварскому языку. – Он помолчал. – Так что вам придется искоренять некоторые словечки.
– Это ни к чему, сэр. – Ратли сел, сложив руки на столе. – Навыки могут пригодиться. В поместьях его кузена говорят на этом языке. Когда Эндрю и Томас начнут вместе ездить на охоту, им будет легче понимать егерей.
Практичный старый лис! Доминик засмеялся, хотя лихорадка усилилась и у него кружилась голова.
– Охота – вещь хорошая. Но Глен-Рейлэк, конечно, достоин лучшего применения. Я думаю, вы захотите, чтобы сын вашей дочери имел солидный доход от своих поместий.
– Залог его благополучия – овцы. Это уже доказано по всему Северу. – Герцог прищурил глаза. – Я осведомлен о вашем знакомстве с мисс Кэтрионой Макноррин, кузиной Томаса. В настоящее время я позволил ей остаться в Дуначене. Не в моих привычках оставлять в нужде родственников, тем более беззащитных женщин. Не знаю, говорила ли она вам, но я предлагал ей также дом здесь, в Англии, после того как Глен-Рейлэк будет очищен.
Надо было знать Кэтриону! Ничего не сказать о таких важных вещах!
– И что же, мисс Макноррин оказалась слишком горда, чтобы принять ваши пожертвования?
– Вместо этого она прислала мне письмо со страстным призывом не трогать людей. Она отказалась бросить свой клан на произвол судьбы. Уж не думаете ли вы сочинить какую-нибудь бесполезную петицию в защиту этих дикарей? Да они будут счастливы выехать из своей глуши на лучшие земли за морями! А если мисс Макноррин решительно настроена присоединиться к ним, я не стану ей мешать. Надеюсь, вы не думаете, что новость о младенце смягчит мое сердце?
– Напротив, ваша милость. Ваши требования к шотландским поместьям Томаса совершенно справедливы. Наследство должно приносить максимально возможную прибыль. – Доминик оставил спинку кресла и, собрав силы, стал заходить с другой стороны стола, где стояло несколько бутылок: французский коньяк и набор портвейнов. – Но я думаю, вам понравится предложение выпить за здоровье маленького Эндрю?
Герцог ничего не сказал, только наблюдал за Домиником. Желтые глаза потемнели, превратившись в янтарь.
Доминик полез в карман и, вынув небольшую бутылочку, плеснул напиток в два хрустальных стакана. Аромат, отдающий торфяниками, вызвал волнующие воспоминания.
– Напиток местного производства. – Головокружение усилилось. «Господи, неужели я близок к обмороку?» – подумал Доминик и продолжил: – Они называют его «уисги-бита» – вода жизни. – Контролируя каждый шаг, он прошел к герцогу и подал ему стакан. – За Эндрю!
Виски заискрилось на свету. Доминик омыл язык гладкой жидкостью, растекающейся по венам подобно бальзаму. Он следил, как Ратли, закрыв глаза, смакует напиток с непривычным вкусом и ароматом. Дай Бог, чтобы этой дегустации оказалось достаточно!
В дверь деликатно постучали. Герцог поднял глаза. Черты его исказило обычное раздражение.
– Войдите, – сказал он.
В комнату вошел напудренный лакей.
– Ваша милость, здесь джентльмен. Ему нельзя отказывать. Дело совершенно безотлагательное. Он пришел за майором Уиндхэмом.
– За мной?
Виски ударило теплом в желудок и одновременно прочистило мозги. Доминик улыбнулся, увидев человека, протискивающегося в комнату из-за спины слуги.
– Ваша милость, тысяча извинений! – сказал мужчина, глубоко кланяясь. – Майор Уиндхэм? Милорд, я по поручению ваших близких. Прошу вас немедленно ехать со мной.
Милорд? Почему, черт побери, доверенный человек его семьи допускает такую элементарную ошибку? Доминик покачал головой. Жар, казалось, добрался до сердца, заставляя его стучать слишком часто. Узоры на турецком ковре стали расплываться. Ах какое бы это было облегчение опуститься сейчас на колени, зарыться лицом в этот ковер, привезенный из гранд-тура каким-то предком герцога, и упиваться кружащимся миром из цветной шерсти! Виски выплеснулось из стакана, и сознание окуталось торфяным дымом.
Где-то поблизости тихо щелкнула веточка. Кто-то потревожил дрок. Кэтриона подняла глаза на желтый цветок. Перед входом в пещеру Калема стоял высокий светловолосый человек в сине-зеленом килте. Мужчина смотрел на нее в упор, и сердце ее замерло. Она знала – это не мог быть он. Чтобы избавиться от наваждения, она отвела взгляд и стала считать про себя, как отсчитывала дни с момента их расставания. Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать... Дальние пики, казалось, дремлют в мечтах. Будут ли эти горы грезить вот так же вечно, даже после того, как уедут любящие их люди?
Он не мог вернуться. Ни один англичанин не отступится от своего слова, торжественно им данного. В этом отношении они действительно как шотландцы. И как она могла подумать, что он нарушит клятву и приедет к ней? Это было бы грубым попранием его чести. Это значило бы, что в нем сломалось что-то жизненно важное, фундаментальное – все то, что она в нем любила. Она не допускала и мысли, чтобы с ним могло случиться что-нибудь подобное. Поэтому надежду на его возвращение нужно оставить навсегда. Неожиданно мираж превратился в реальность, когда мужчина заговорил по-гэльски. Это оказался Алан Фрезер.
