Роксана Гедеон - Дыхание земли
– Мои девочки, самые милые ангелочки… Как я жила без вас?
В этот миг я заметила Жанно, которого давно уже искала глазами. Улыбка слетела с моего лица. Мальчик смотрел на меня недоверчиво, зло и обиженно. Я осторожно поставила девчушек на землю и несмотря на то, что они цеплялись за мою юбку, поручила их заботам Маргариты. Жан даже не тронулся с места, я сама подошла к нему.
– Разве ты не хочешь поздороваться со мной, сынок?
Он упрямо молчал, прикусив губу. Я тяжело вздохнула. Ну, что еще такое? Снова ревнует меня к сестрам? Но ведь мы уже давно обо всем договорились, сколько же это может продолжаться?
– Жан, будь добр, говори со мной, не молчи, – сказала я требовательно.
Он взглянул на меня так, чтобы я в должной мере ощутила всю степень его недовольства.
– Что это за гримасы, Жан? Почему ты так ведешь себя со мной?
– Ты сама знаешь, – проворчал он.
– Окажи мне услугу, объясни, пожалуйста.
Он поднял на меня синие глаза, потемневшие от гнева.
– Ты бросила меня, ты бросила нас всех! А еще обещала! Уехала с каким-то человеком, даже… даже не сказала! Ты нас не любишь! – Он почти кричал, задыхаясь от обиды и злости.
Я попыталась прикоснуться к нему, но он резко подался в сторону. Я сжала зубы: честное слово, иногда эта фамильная черта де ла Тремуйлей – упрямство – выводит меня из себя.
– Это не так, сынок. Я люблю вас всех, и тебя в первую очередь. Вы – моя жизнь. – Я замолчала, подбирая слова. – Послушай меня, милый, я должна была поступить так.
Говоря, я чувствовала, что натыкаюсь на глухую стену детской обиды и непонимания. Впрочем, что он может понять в свои восемь лет? Было бы глупо пытаться объяснить ему такие сложные вещи. Лучше сыграть не на его разуме, а на чувствах.
– Жан, если ты хоть немного любишь меня, то поцелуй. Пожалуйста, поцелуй меня.
Некоторое время он стоял без движения, затем обхватил меня за шею и поцеловал. Я облегченно вздохнула, притянув его к себе, попыталась поцеловать в ответ, но он буквально вырвался из моих рук. Я в недоумении взглянула на него, но он, очевидно, был доволен, что обидел меня так же, как я, по его мнению, обидела его. Он просто повернулся ко мне спиной и зашагал к Маргарите. Надо же, какой он еще дурачок…
– Здравствуйте, мадам Сюзанна! – раздался за моей спиной тонкий мальчишеский голос.
Я обернулась.
– А, это ты, Шарль! Доброе утро, милый!
Он выжидательно смотрел на меня. Да, у меня всегда не хватало на него времени, ему меньше всего доставалось любви, ласки, теплых слов… Я ласково обняла его, расцеловала в обе щеки.
– Я так рада тебя видеть, мой мальчик. Тебе здесь нравится, правда? Пойдем, я покажу тебе дом.
Вот уж чудо, а не ребенок, – никогда с ним не бывает ни малейших проблем. Умный, спокойный, рассудительный, только немного замкнутый. Он не ломал рук, не лазал по деревьям, никуда не убегал. Жану еще следует поучиться у него хорошему поведению.
На крыльце нас встретила Анна Элоиза, и взгляд ее выцветших глаз был так пронзителен, что я невольно ощутила дрожь. Я поняла: она недовольна тем, что в Белые Липы приехало сразу столько новых обитателей, и не упустит случая во всем этом хорошенько разобраться.
Завтрак проходил в тягостном молчании – казалось, все чего-то ждут. Никто не шутил, не смеялся, не разговаривал. Со стороны можно было подумать, что в доме траур. Аврора, чувствуя всеобщее напряжение, притихла и не решалась обращаться даже ко мне. Изредка ее взгляд особо заинтересованно останавливался на Поле Алэне, но, поскольку тот не обращал на нее никакого внимания, она чаще смотрела лишь в свою тарелку.
– Может быть, вы все-таки снизойдете до нашего любопытства, племянница? – первой нарушила молчание Анна Элоиза.
Я вздрогнула, хотя давно ожидала, что она заговорит. Невольно мой взгляд обратился к Александру, но тот, казалось, и не думал вмешиваться. Тогда я поняла: мне следует собрать всю свою наглость и на все отвечать самой.
– Что вы имеете в виду, мадам? – спросила я холодно. Старуха постучала прибором по бокалу.
– Ваши дети! Ваши многочисленные дети, милочка! Для нас, которые не посвящены в тайны вашего прошлого, все это кажется весьма удивительным.
– Полагаю, мадам, – сказала я, – вы выбрали не совсем удачное время для этого разговора.
– Вот как? Ну а я думаю иначе. И не советую вам увиливать, ибо я все равно все выясню. Если вы опозорили себя в прошлом, имейте мужество признаться в этом перед всеми.
Это было уже слишком. Краска залила мне щеки, но на этот раз из гордости я даже не взглянула на мужа.
– Мне кажется, – произнесла я высокомерно, – вы не имеете ни малейшего основания упрекать меня в чем-либо.
Анна Элоиза только зло усмехнулась в ответ.
– А это мы сейчас выясним.
Она небрежно кивнула головой в сторону Жана.
– Известно, что этот невоспитанный ребенок – ваш сын от графа д'Артуа. Он внебрачный, разумеется, но я знаю, что ваш покойный отец, а мой брат добился для него уравнения в правах с законным наследником. Это в некоторой степени снимает мои вопросы. Но у меня есть другие претензии.
Ее сухой палец ткнулся в сторону Авроры. Увидев, как сжалась девочка под этим недобрым взглядом, я ощутила гнев.
– Кто эта юная девица, что сидит за одним столом с нами?
– Моя воспитанница. – Я вызывающе посмотрела по сторонам, готовая сражаться за Аврору до последнего. – Это дочь моего покойного мужа Эмманюэля д'Энена.
– Внебрачная, разумеется!
– Вам должно быть известно, мадам, что не в первый раз в истории Франции внебрачные дети становятся принцами и принцессами.
На некоторое время наступило молчание. Старуха повела глазами в сторону Шарля:
– Этот?
– С этим мальчиком совсем просто, – сказала я спокойно. – Он сын покойного виконта де Крессэ, что жил раньше в этих краях, его имя должно быть вам известно. Шарль рожден в законном браке. Мне он никем не приходится, я взяла его к себе из чувства дружбы к его отцу.
Анна Элоиза смотрела на меня, всем своим видом показывая, что ее терзают сильные сомнения насчет этого «чувства дружбы». Вслух она об этом ничего не сказала.
Я уже переводила дыхание. Ну вот, самое главное, Аврора отвоевана и будет сидеть наравне с другими за этим столом. Надо будет все объяснить ей потом… Совесть за ложь меня совсем не мучила. Куда ужаснее было бы допустить, чтобы в этом доме к ней относились как к простолюдинке.
– Ну хорошо, а ваши дочери? Ваши дочери, которых здесь нет, но которых мы все прекрасно видели! Кто их отец?
Я побледнела. Внутри у меня все провалилось в какую-то звенящую пустоту. В столовой стало тихо, очень тихо, все взгляды были прикованы ко мне… И я вдруг с ужасом ощутила, что терпения у меня хватит лишь на несколько секунд. Какое право эта старуха, все годы революции просидевшая в тепле и сытости, имеет упрекать меня? Я чувствовала, что вот-вот вскочу, крикну что-нибудь оскорбительное, заявлю, как заявила графу д'Артуа, что мои дочери рождены от революции, что я нисколько не стыжусь этого, что…
