Джейн Фэйзер - Безжалостное обольщение
Он разузнал, кто из участников конгресса обладает наиболее полезной информацией и предоставил Женевьеве лаской, лестью и обещаниями добиваться их доверительности. Делакруа никогда не спрашивал, как она добывает информацию, не интересовался подробностями тайных свиданий со своими обуреваемыми страстью поклонниками, даже бровью не повел ни разу, когда она сообщала ему, что поздно вернется домой. Но Сайлас, невидимый и неслышимый, всегда ждал ее где-нибудь в тени, чтобы привезти обратно, а Доминик, когда Женевьева возвращалась, всегда был на месте — сна ни в одном глазу, сидел, потягивая бренди, в гостиной. Казалось, единственное, что его интересовало, — какие крупицы информации ей удалось добыть.
Женевьева отняла от носа примочку. Как и предсказывал Сайлас, осталось лишь легкое покраснение, его нетрудно замаскировать пудрой. Глупо обижаться так, словно в их отношениях было хоть что-то романтическое. Все оставалось как прежде, и она сама сказала Доминику, что ее это устраивает — они будут получать удовольствие от своей любовной связи и общих приключений до тех нор, пока одному из них или обоим это не надоест. Тогда они расстанутся без сожалений, по-дружески.
Почему же тогда, днем, на Рэмпарт-стрит, это было так легко сказать, а теперь, когда они пересекли океан, — так трудно принять? После того чудесно инсценированного похищения Доминик решил дать ей шанс самой найти свою судьбу и пообещал оказать любую помощь, когда миссия их будет завершена или даже раньше, если она пожелает его оставить. Женевьева ведь так же свободна, как он, а назойливую мыслишку, что, быть может, она не так же свободна, как он, следовало гнать от себя прочь, прочь…
— Ты готова, Женевьева? — нарушил ее грустные размышления Доминик, застегивая вечерний шелковый плащ, который Сайлас накинул ему на плечи.
— Да… да, я совершенно готова. — Она сделала над собой усилие, чтобы голос звучал так же бодро, как несколько минут назад. — Нельзя заставлять ждать герцога Веллингтона, не так ли?
— Думаю, он простил бы тебе небольшое нарушение правил приличия, — ответил Доминик, сдержанно улыбнувшись. — Этот августейший господин так же подвержен твоим чарам, как и все остальные. — Он подал ей плащ и провел пальцем по затылку, на который из-под диадемы ниспадали золотистые локоны, и Женевьева затрепетала.
— Насколько мне известно, князь подвержен чарам любой особы моего пола, — беспечно ответила она и пошла к двери.
— Это правда, — согласился Доминик, следуя за ней по лестнице, — но он очень разборчив в выборе пассий, и ты, кажется, попала в их число.
— С замужней женщиной флирт всегда безопаснее, — заметила Женевьева. — Он сам мне это сказал. Замужние не ждут слишком многого и стараются не афишировать своих связей.
— Должен признаться, что твоя осмотрительность, моя дорогая Женевьева, меня поражает, — заметил Доминик, садясь в карете напротив нее.
Женевьева метнула на него свирепый взгляд, но в темноте Доминик не мог его разглядеть:
— У меня создалось впечатление, что осмотрительность — единственное правило, чтобы не сказать единственная добродетель, которую признают в этом обществе.
— Так и есть, — подхватил Доминик, глядя в окно. — Просто я не мог себе представить, что ты так быстро и легко научишься сдерживать свою импульсивность и врожденное любопытство — Это следует расценивать как комплимент? — елейно поинтересовалась Женевьева.
При этих словах он отвернулся от окна и в темноте улыбнулся ей:
— Да, фея, ты оказалась отличным напарником в этой авантюре Карета остановилась у дома Уэлсли. Особняк сверкал огнями, на тротуаре толпились факельщики, подбегавшие к каретам и провожавшие высоких гостей в драгоценностях, атласных платьях и бархатных плащах через крытую тентом и украшенную флагами аллею к парадной двери.
— Месье и мадам Делакруа, — возвестил облаченный в ливрею мажордом, стоявший у широкой лестницы, ведущей в переполненный гостями бальный зал.
— Мадам Делакруа, вы, как всегда, восхитительны! — Артур Уэлсли, герцог Веллингтон, склонился к руке Женевьевы, почти тыкаясь длинным носом ей в пальцы. — Как мило, что вы оказали нам честь своим присутствием.
— Это честь для меня, ваша милость, — с безупречной благовоспитанностью ответила Женевьева, однако не удержалась, чтобы не ответить озорным взглядом на блеск в его глазах. — Леди Маргарет! — Она обернулась к хозяйке, сестре герцога, и женщины немного поболтали о том о сем — А, месье Фуше, добрый вечер. — И Доминик представил ему Женевьеву.
Фуше, такой же искусный интриган, каким был и во времена Наполеона, благодаря которому и возвысился, поклонился и улыбнулся мадам Делакруа. Та сделала реверанс в ответ и одарила его самой очаровательной улыбкой.
— Могу я предложить вам стакан горячего глинтвейна, мадам? — спросил Фуше. — Сегодня очень холодный вечер.
— Да, в самом деле, месье. Буду вам очень благодарна. — Оставив мужа, мадам Делакруа положила руку на алый парчовый локоть дипломата и удалилась вместе с ним, помня задание Доминика: узнать все, что можно, о разведывательной сети итальянского побережья напротив острова Эльба.
Фуше слушал простодушную болтовню спутницы, улыбался, отвечал, но одурачить его было невозможно.
— Что конкретно вы хотите у меня выведать, дорогая мадам? — явно забавляясь, прервал он ее заранее заготовленную речь.
Женевьева в упор посмотрела в его прищуренные лисьи глаза и прочла в них иронию и очевидный интерес. Никто не знал, как далеко простирается двойная игра, которую вел Фуше, но предполагалось, что, участвуя в конгрессе, он оставался преданным Наполеону. Выливалась ли его лояльность в конкретные действия, оставалось загадкой. Если да, его помощь могла оказаться неоценимой; если нет, открывшись ему, они могли потерять все.
— Я в восторге от императора, — доверительно сообщила Женевьева и виновато улыбнулась, — и надеялась, что вы расскажете мне о его жизни в изгнании.
— А почему, моя дорогая, вы решили, что я знаю что-либо о его жизни? — вежливо поинтересовался Фуше, доставая щепотку табаку из табакерки и цепким взглядом наблюдая за выражением ее лица.
— Потому что я не могу себе представить, чтобы вы ничего о нем не знали, — ответила Женевьева, полагаясь на откровенность, и тут же поняла, что не ошиблась.
Фуше усмехнулся:
— Вы совершенно правы, мадам. Я регулярно сообщаюсь с бывшим императором, — он слегка выделил слово «бывшим», таким образом деликатно давая понять, что сама она титулует Наполеона неверно.
— Вы держите его в курсе всего интересного, что здесь происходит? — демонстративно небрежно рискнула спросить Женевьева, потягивая глинтвейн.
