Джейн Фэйзер - Безжалостное обольщение
— Черт бы тебя побрал, Доминик Делакруа! — закричала она, собрав последние силы. — Будь ты проклят!
То же самое яростное, ошеломляющее чувство протеста, какое она испытала на «Танцовщице», когда Доминик бесцеремонно вырвал ее из «внутреннего» убежища, в котором она укрылась от причиненной им боли, обуяло Женевьеву и теперь.
Делакруа подхватил ее за мгновение до того, как Женевьева чуть не упала на камни мостовой.
— Можешь проклинать меня как угодно, сердце мое, но давай сначала доберемся до сколько-нибудь уединенного места. — В его голосе слышалась добродушная насмешка… тепло и понимание.
— Не называй меня так, если это для красного словца! — прошептала Женевьева, не в силах более скрывать правду ни от него, ни от себя.
Милосердная темнота кареты не дала Доминику разглядеть боль, исказившую ее лицо при этих словах.
— Но это вовсе не игра слов. Я действительно так думаю. И всегда думал. Ума не приложу, почему я пытался отрицать это… сердце мое. — Он снова повторил эти ласковые слова притянул Женевьеву к себе.
Она глубоко вздохнула и доверчиво прильнула к его груди, словно маленький раненый зверек:
— Тогда почему я должна уехать?
— Ты не должна. — Делакруа еще крепче сжал ее в объятиях. — Но так будет лучше, а я догоню тебя, как только смогу. — Он погладил ее по волосам так, словно и впрямь гладил крохотного обиженного зверька. — Мне не пришло в голову сказать тебе, я думал, ты сама поймешь. Тебе придется простить меня. Боюсь, я слышал лишь вечные возражения юной мадемуазель Женевьевы, имеющей дурную и опасную привычку попадать в самые неприятные ситуации только потому, что всегда потакает своим капризам. Мое сердце ведь только что вышла из детства, но я забыл об этом на какой-то момент.
Женевьева ничего не ответила. Она с жадностью впитывала в себя скрытый смысл услышанного — смысл, который открывал чудесные новые горизонты.
— Они сделали что-нибудь еще, кроме того, что я видел? — Женевьеве было больно слышать этот вопрос. Доминик отстранил ее от себя и попросил:
— Я должен знать это, фея.
— Нет. — Она решительно тряхнула головой. — Мне было страшно, но я старалась тянуть время, потому что верила: ты придешь. Когда ты появился, мое время было на исходе.
Медленно положив ее голову на свою согнутую руку, он поцеловал Женевьеву так нежно и страстно, что горькое воспоминание о мерзких губах одного из игроков стерлось из ее памяти.
— Сердце мое, — шептал он, лаская губами мочку ее уха и зажигая в ее теле пожар любовной истомы.
Она прижалась к Доминику, поражаясь силе мгновенно вспыхнувшего желания. Час назад, испытывая физическое отвращение, она и представить себе не могла, что сможет снова желать мужчину. Тем не менее она хотела его теперь едва ли не более страстно, чем когда бы то ни было. И в этой жажде было нечто новое — безумное желание получить подтверждение полувысказанного признания, желание вновь открыто услышать слова любви, которые здесь, во мраке кареты, она услышала впервые.
Карета остановилась. Делакруа отнес Женевьеву наверх, положил на кровать, сел рядом, склонился над ней и положил руки на плечи.
— Кажется, нам нужен священник, моя Женевьева.
— Тебе не обязательно жениться на мне. — Робкая улыбка осветила ее измученное и счастливое лицо. — Я на это никогда не рассчитывала. Мы можем жить как и прежде, разве нет?
— Нет, — решительно возразил он. — Пора фантазию воплотить в жизнь и сделать тебя мадам Делакруа. Если ты не возражаешь, разумеется. — Доминик взял ее лицо в ладони, и взгляд его на миг стал напряженным. Однако тут же оттаял, как только Женевьева обвила его шею руками и на его губах страстным поцелуем запечатлела свое согласие.
— Ты всегда говорил, что не сможешь жить без моря, — прошептала фея, не отнимая губ от его лица. — Я тоже не хочу привыкать к суше, поэтому мы пойдем вместе.
— Ну это мы посмотрим, — возразил пират, и его лицо озарила лукавая улыбка. — Женщины всегда хотят иметь гнездо и растить детей. Тебе это пока, вероятно, еще рановато, сердце мое, но я надеюсь, это придет. А я легко учусь приспосабливаться к любым обстоятельствам.
— Думаю, это произойдет еще не скоро, — сказала Женевьева, расстегивая пуговицы на его рубашке. — Куда мы теперь направимся?
— Теперь… — сказал он, раздвигая разорванные края ее кружевной манишки, припадая губами к ее груди, языком ласково врачуя царапины и ушибы, — теперь, сердце мое, я хочу увлечь тебя с собой в бездну вечного наслаждения и нежной любви, где ты забудешь все дурное и будешь помнить лишь, что моя любовь охранит тебя от любого зла этого мира.
Доминик с той же щемящей нежностью прильнул к губам своей феи, и все ее хрупкое существо доверчиво открылось навстречу его любви.
— Попозже, — тихо прошептал он, — мы отправимся в Рошфор, найдем там священника, а потом будем ждать на «Танцовщице», когда Наполеон решит судьбу Европы или Веллингтон решит судьбу Наполеона.
— Я не хочу заглядывать в будущее, — ответила Женевьева, гладя его лицо и утопая в его бирюзовом взоре, исполненном любви и обещаний.
— Тогда не заглядывай, сердце мое. — Доминик нежно и крепко обнял ее.
Женевьева закрыла глаза, обратив свой взор внутрь себя, только в свой мир, где наконец восторжествовала любовь и в котором две жизни, два сердца отныне и навсегда — вместе.
Примечания
1
Всемирно известный Французский квартал — старинная часть Нового Орлеана
2
Моя дорогая (фр.)
3
Сердце мое (фр.)
