Виктория Холт - Неуемный волокита
Исповедник его, Рене Бенуа, был откровенным человеком. Хотя Генрих считал своим долгом позволять окружающим высказывать, что у них на уме, иногда он все же раскаивался, что не стал в этом отношении несколько более деспотичным.
За несколько дней до поста Бенуа обратился к королю с сообщением, которое очень его тревожило.
— Сир, иезуиты неодобрительно взирают на ваш образ жизни, а во Франции они очень сильны.
Генрих громко рассмеялся.
— Каждый человек, у которого нет любовницы — а такие бедняги, как ни удивительно, есть, — взирает на мой образ жизни неодобрительно.
— Сир, не забывайте, что вы король, и ваш долг — подавать пример.
— Я подаю, очень хороший! Уверяю вас, отец мой, и всех, кто не знает любви, что самые счастливые минуты жизни я провел с женщинами.
— Сир, сир, нельзя говорить так, едва поднявшись с колен.
— Ошибаетесь. Я славлю Бога за радости жизни, а самая большая на свете радость — это любовь.
— Иезуиты говорят, сир, что, пока вы живете с любовницей, вам нельзя причащаться святых тайн.
— Оставьте, дорогой мой друг. Я должен каяться в грехах, хотя знаю, что, получив отпущение, начну совершать их снова! Так говорят они! А я не считаю любовь грехом.
— Ваше величество, будь эта дама вашей женой…
— Мне самому хотелось бы этого. Но развод… когда только я его получу!
— А пока не получили, сир, вам лучше не жить с герцогиней во время поста.
Обинье кивнул.
— Это правда, сир. Иезуиты во Франции сильны. Я предвижу, что вам трудно будет получить святое причастие — а вы должны, люди ждут этого, — пока живете с герцогиней. Будьте благоразумны, сир. Откажитесь от удовольствий любви на несколько недель. Потом они покажутся вам еще радостнее.
Генрих крепко пожал руку Агриппе.
— Ты прав, мой друг. Я должен на время расстаться с любовницей. Но меня бесит, когда подданные ставят мне условия.
— В сущности, сир, они всегда ставят условия королям, потому что короли правят ими по их воле.
— Это так. Значит, я должен проститься с Габриэль… на несколько недель.
— Они скоро пройдут, а там и развод не заставит себя долго ждать.
— Да — и настанет конец всей этой ерунде.
— Ерунда, — сказал король Сюлли.
— Однако необходимая, сир. Оскорблять иезуитов нельзя, к тому же ваше королевство до сих пор в какой-то мере расколото.
— Ты прав. Я не так твердо сижу на троне, как хотелось бы. Но жить в разлуке с любовницей! Право же, это глупость. Вот что я скажу, Сюлли: я не позволю этому делу с разводом тянуться до бесконечности. Найду, как его завершить. И тогда уже не придется разлучаться с Габриэль.
— Вашему величеству нужно жениться. Этого хотят все ваши подданные.
Генрих пристально посмотрел на своего министра. Ему припомнилось осложнение из-за крестин маленького Александра. И Габриэль снова беременна. Ее дети могли быть детьми Франции. Нужен только брачный обряд.
Каждый взгляд в зеркало напоминал ему о приближающейся старости. Он должен узаконить союз с Габриэль, должен узаконить рождение своих сыновей.
У герцога Сюлли были свои планы. Он хотел женить короля на итальянке Марии Медичи. Она молодая и пока что довольно красивая, с большим приданым, а казне именно оно и нужно. Если брак заключить в скором времени, пойдут дети. Как только у короля появится законный сын, он забудет о детях Габриэль.
Добиться развода можно. Камнем преткновения оставалась только Марго, она заявила, что не уступит корону особе с таким прошлым, как у Габриэль д'Эстре. Королева Франции, которую жадная семья продавала разным мужчинам! Марго говорит, что в ней противится этому вся семейная гордость Валуа.
Но, если невестой будет не Габриэль, Марго без колебаний согласится.
Сюлли считал, что здесь все просто. Получить развод королю мешает Габриэль.
— Сейчас я больше всего на свете хочу жениться. Мне нужен дофин, Сюлли, — сказал Генрих. Сюлли согласился, что дофин нужен и королю, и Франции.
— Ваше величество не может без супруги иметь дофина, — негромко произнес он. — А пока должны повиноваться иезуитам. До пасхального причастия вам нельзя видеться с любовницей.
Генрих неохотно согласился.
Габриэль прильнула к Генриху. Беременность ее была уже сильно заметна, с рождения ребенка она, в сущности, не бывала здоровой, легко приходила в уныние и, услышав от него, что иезуиты настояли на их временной разлуке, ощутила дурное предчувствие.
— Милая, это ненадолго, — успокаивал ее Генрих. — Как только пройдет Пасха, я буду с тобой. И мы вскоре поженимся. Мое решение твердо.
— Генрих, я не могу дождаться этого дня.
— Не бойся, дорогая, он наступит. И все наши дети будут законными детьми Франции, а Цезарь станет дофином.
Эти слова утешили Габриэль. Потом она снова опечалилась.
— Генрих, заботься всегда о наших детях.
Он засмеялся.
— Любимая, неужели я оставлю заботой своих детей — тем более они и твои, поэтому вдвое дороже мне.
— Как тяжело с тобой разлучаться.
— Но ведь мы расставались и раньше.
— Да, но сейчас мне нужно, чтобы ты находился рядом.
— Габриэль, ты сама не своя. Что у тебя на уме?
— Не знаю. Просто страшно оставаться без тебя.
— Ты же знаешь иезуитов. Они смотрят на меня с подозрением. Я ведь недавно сменил веру. Они следят за мной. Сомневаются в моей искренности… Не могут забыть, что я воспитан в гугенотской вере.
— Но ты король.
Генрих погладил ее по голове.
— Короли правят по воле народа. Надо помнить об этом, любимая. Ну, не расстраивайся. Разлука предстоит недолгая. Скоро мы опять будем вместе. И вот что, дорогая моя, постарайся подружиться с Сюлли. Он мне нужен. Это замечательный министр.
— Он ненавидит меня, и я его боюсь.
— Не надо. Относись к нему без ненависти. Между вами возникло разногласие. Оно позади. Подружись с герцогом. Будущая королева Франции может позволить себе великодушие.
Габриэль прильнула к Генриху, он объяснял ее нелепые страхи беременностью, но расставаться с ней ему очень не хотелось.
Короля так беспокоило уныние Габриэль, что он вызвал к себе одного из постельничих, которому иногда поверял свои заботы.
Гийом Фуке маркиз де ла Варенн барон де Сент-Сюзанн имел основания быть признательным Генриху. Не столь уж давно он работал на кухне у Екатерины, сестры Генриха, потом смышленостью и остроумием обратил на себя внимание монарха. Генрих счел, что этот человек достоин лучшей участи, и дал ему незначительную должность при своей спальне. Там Фуке оказался очень полезен. Начал он с того, что обратил внимание короля на прелести одной из кухонных служанок и устроил им тайное свидание. Затем принялся за более сложные задачи. Видя слабость своего повелителя к женщинам, он всеми силами способствовал ей. На молчание его можно было положиться. Генрих понял, что такой слуга ему очень кстати. Титулы свои Фуке получил, доказав, что может быть и послом; он ездил в Англию, чтобы добиться от Елизаветы военной помощи, и прекрасно справился со своей миссией. Король проникся к нему симпатией и, поскольку он происходил из простолюдинов, уважением.
