Джорджетт Хейер - Роковой сон
Однажды, обхватив Эдгара за плечи, он сказал:
— Что бы ни было сделано, каким бы путем мне ни пришлось идти, ты должен знать, что я его не выбирал.
Угрюмый Эдгар отшатнулся:
— Ты нормандец и друг Вильгельма. Конечно, ты хочешь того же, чего хочет он.
Рауль только посмотрел ему в глаза и ушел. Смотря в окно из-под насупленных бровей, Эдгар чувствовал: друг не понял, что сердитый вид скрывает тягостную борьбу между сердечными привязанностями и тем, что повелевает делать преданность господину. Одно слово — саксонская гордость!.. Через какое-то время они снова случайно встретились на лестнице, Эдгар подошел к Раулю и неуклюже извинился:
— Прости, последнее время я сам не свой.
Они пожали друг другу руки.
— Понимаю, — ответил Рауль, — но что бы ни случилось, перед лицом Господа нашего, Пресвятой Девы и Святого Духа клянусь, что я твой друг отныне и навсегда.
За осенью незаметно пришла зима, белый снег лег на крыши домов. Эдгар выехал в Аркур, чтобы поздравить старого Юбера с семидесятилетием и вручить ему подарки. Узнав об этом, Эльфрик недовольно сказал Сигвульфу:
— Эдгар не заботится ни о ком, кроме своих нормандских приятелей, мне кажется, ему больше нравится быть с ними, а не со своими соотечественниками. Он корит Влнота за обезьянничанье нормандских манер, но сам, хотя и носит бороду и короткую тунику, при любом удобном случае всегда бросает нас: то обещал проехаться с Фицосборном, то у него назначена встреча с этим шумным бароном, чьи люди вопят: «Тури!», если вы встречаете их где-нибудь на дороге.
Под Новый год умы и нормандцев и саксонцев нашли новую для себя пищу. Молодой бретонский граф Конан, который год назад выгнал своих воспитателей, начал проявлять несговорчивый характер. Одним из первых указов он отправил в тюрьму, заковав в кандалы, своего дядю Одо. В Нормандии узнали не только об этом, но и о паре других подобных происшествий. Юноша обещал в будущем превратиться в тирана, как, впрочем, и его отец и дед. Дошли слухи, что совсем скоро он собирается отречься от присяги на верность Нормандии. И в самом деле, весной шестьдесят пятого года граф Конан прислал герцогу вызывающее послание, где объявлял, причем в выражениях, свойственных хвастливой молодости, что больше он не является вассалом Нормандии. Указывал время и день, когда герцогу предлагалось явиться к границе для встречи. Казалось поначалу, основным объектом ненависти являлась пограничная нормандская крепость Сен-Жак. Но вскоре разведчики сообщили, что граф отправляется на гору Доль, которая также находилась под властью Вильгельма.
Герцог прочитал письмо Конана без малейших признаков раздражения или гнева.
— Все они одинаковы, эти бретонские правители, — только и сказал он, — я давно ждал чего-то вроде этого.
К ужину разнеслась весть: Нормандец снова начинает воевать. Герцог уселся за стол и, когда было подано первое блюдо, спросил Гарольда:
— Ответьте, эрл Гарольд, достанет ли у вас сил сражаться на моей стороне?
Это было настолько неожиданно, что каждый из присутствующих саксов в удивлении поднял голову. Эрл медлил с ответом, пока не положил себе еды с поднесенного слугой блюда. Наблюдая за ним, Рауль размышлял, какие мысли вертятся сейчас в его голове. По глазам ничего нельзя было прочитать, жесткие губы вежливо улыбались.
— Отчего же, с удовольствием, — спокойно ответил эрл. — А для меня найдется дело?
— Я отдам под вашу команду отряд, — пообещал герцог.
Прекрасно знающий рыцарские обычаи Эдгар почти не удивился вопросу герцога, зато его приятели-саксы были в недоумении. Когда ужин закончился, он отправился за эрлом наверх и попросил его обратиться к герцогу за разрешением и ему самому пойти на войну. Тан не мог успокоиться, пока ждал ответа герцога, и когда снова увидел выходящего от Вильгельма Гарольда, то разве что не подпрыгивал от возбуждения.
Эрл кивнул.
— Ты поедешь, — успокоил он Эдгара. — Сначала, правда, герцогу эта мысль, кажется, не очень-то пришлась по вкусу, но тут за тебя вступился Рауль, предлагая стать заложником на тот случай, если тебя убьют; к нему присоединились Фицосборн и Хью де Монфорт. Итак, то ли в шутку, то ли всерьез, дело было улажено. Влнот и Хакон должны тоже остаться здесь. Хакон бы и хотел поехать, но Влнот… — Недовольно передернув плечами, Эрл замолчал. — Он, кажется, один из нас, шестерых, не имеет в жилах ни капли крови Годвинсонов. Ну и пускай, он не в счет.
Эрл оглянулся, проверяя, не подслушивает ли кто их разговор, и тихо спросил:
— Разве ты ожидал, что герцог предложит мне такое?
— Нет, — немного подумав, ответил Эдгар, — но так нередко поступают… Господи, что же все-таки у него на уме?
— Если бы я знал, что у Вильгельма на уме, то мог бы не опасаться его, — легкомысленно заметил эрл.
Эдгар насупился.
— Милорд, вы не можете бояться его, — возразил он.
— Скорее не должен? — громко расхохотался Гарольд. — Может быть, ты и прав. Полагаю, он хочет увидеть меня в бою, посмотреть, как я в роли военачальника. — Он состроил насмешливую гримаску. — А поскольку я тоже хочу посмотреть, каков он в этой же роли, то и согласился. И ему польза, и мне.
— Вы не думаете… — Эдгар ужаснулся самой мысли, пришедшей ему в голову, — вы не подозреваете, что он надеется на вашу смерть в бою?
— Решительно нет, — твердо ответил Гарольд. И уже менее решительно добавил: — Нет, думаю, что нет.
Неожиданно на его лице вновь расцвела улыбка.
— Если он на это рассчитывает, мой Эдгар, то будет сильно разочарован, я не собираюсь пасть на этой войне.
Как только Эльфрида узнала о предполагаемом походе, она страшно встревожилась, а когда Эдгар начал подшучивать над ее страхами, девушка бросилась искать утешения у Рауля, будучи уверенной, что никогда больше не увидит ни брата, ни любимого.
— Дорогая, но я уже побывал в сражениях и, как видишь, вышел из них невредимым, — убеждал Рауль. — Намечается маленький походик, вы скоро будете с победой встречать всех нас, даже соскучиться не успеете.
Такого девушка перенести не смогла. Уткнувшись лицом в плащ рыцаря, она глухим голосом довела до его сведения, что начинает скучать с той самой минуты, как только они расстаются. Был возможен только один ответ, и она его услышала, но со своими страхами, увы, не рассталась. Умоляюще глядя на него своими огромными глазами, Эльфрида умоляла Рауля беречь себя, потому что он ведь собирается сразиться с ужасными людьми, которые — да, это так! — вскормлены специально для войн и битв.
Услышав такое, нельзя было не расхохотаться, что и сделал Рауль. Рыцарь осведомился, от кого девушка получила столь ценные сведения о бретонцах, на что ему тотчас были рассказаны все истории, которые из поколения в поколение передаются древними старухами и другими, не менее достойными доверия особами. Оказалось, что всем известно, будто бы Бретань в полном смысле этого слова напичкана устрашающими воинами, которые ведут себя словно варвары: у каждого мужчины не менее десяти жен, а уж детей, тех за пятьдесят наверняка. Смысл жизни этих воинов состоит в грабежах и кровопролитиях… Услышав неукротимый хохот Рауля, Эльфрида ушла разгневанная, гордо неся свою маленькую головку, но потом все же простила его и даже согласилась признать, что услышанные ею истории могут быть не совсем правдивыми.
