Розмари Роджерс - Любовь сладка, любовь безумна
Но Джинни, спокойно подняв глаза, ответила странно-безжизненным голосом:
— О чем говорить? Во всяком случае; мне нечего сказать!
Ему отчаянно захотелось хорошенько встряхнуть ее, причинить боль так, чтобы волосы рассыпались по плечам, услышать яростный крик! Именно его вынудили подчиниться и вступить в этот смехотворный брак, а она разыгрывает жертву. Что за непоследовательная, непредсказуемая женщина!
Только воспоминание о спокойном приказе Бишопа скрыться где-нибудь и переждать, поскольку женщина обладает свойством лишать разума мужчину в тот момент, когда ему необходимо мыслить здраво, помешало Стиву схватить ее в объятия, стереть с ее лица холодное трагическое выражение.
С трудом взяв себя в руки, Стив отпустил талию Джинни и, потемнев от гнева, зашагал вперед.
— Постарайся скрыть свои сожаления. Отступать поздно, милочка, и тебе лучше понять это, прежде чем встретиться с моим дедом! У меня предчувствие, что ом далеко не в лучшем настроении!
Ощутив себя брошенной и никому не нужной, Джинни почти побежала, стараясь догнать Стива, и, схватив его за руку, заставила замедлить шаг.
— Лучше объясни, что с тобой? — потребовала она. — Что это вдруг на тебя нашло? То беспокоишься за меня, то злишься на что-то, становишься просто невыносимым! Неужели не хочешь, чтобы я защитила тебя перед доном Франсиско? — продолжала Джинни, разъяренная его пренебрежительным взглядом. — Ведь он — единственный, кого ты побаиваешься!
И конечно, ты сделал все, чтобы я не могла давать показания полковнику Деверо! Доволен?
И ошеломленно услышала, как Стив громко расхохотался:
— Ну вот, наконец-то ты пришла в себя! Не долго страдала!
Схватив Джинни за руки, он весело закружил ее. Она заметила, что лицо его больше не было холодным и замкнутым; Стив весело улыбался. Но пока Джинни обдумывала, как бы поязвительнее ответить, Стив опередил ее, признавшись, что и в самом деле нуждается в защите от гнева деда:
— О, конечно, я все свалю на тебя — скажу, что ты не хотела всей этой суматохи и пышной свадьбы и что тебе не терпелось забраться ко мне в постель с благословения церкви…
Джинни побагровела от смущения, услышав за спиной приглушенный смешок, который Диего тут же замаскировал кашлем.
— Стив Морган! — взвизгнула она. — Ты…
Но тут же замолчала — внезапно они оказались на большой поляне, сбоку от главного дома. Здесь тоже была широкая крытая веранда с пологими ступеньками, ведущая в небольшой закрытый двор, где стояли стулья и столы. В тени высокого дуба три музыканта играли для девушки в широкой сборчатой юбке с гребнем из слоновой кости в волосах. Маленькая группа зрителей, собравшихся вокруг девушки, ритмично хлопала в такт щелканью ее кастаньет. Танцовщица была очень красива. Красная роза над ухом пламенела на фоне черных, как вороново крыло, волос. Она танцевала грациозно, с неподдельным увлечением. Но тут в круг неожиданно влетел мужчина и присоединился к девушке.
Распахнутая короткая черная куртка открывала ослепительно белую рубашку, серебряная отделка на рукавах и лацканах переливалась в неверном свете фонарей.
Джинни задохнулась от неожиданности и забыла все, что хотела сказать: примитивно-земная чувственность танца заставила забыть обо всем. Вот она — истинная безмолвная страсть, древняя как мир игра мужчины и женщины!
— Ее зовут Консепсьон — она цыганка. Они танцуют как дышат. На гитаре играют ее братья. А вон тот мужчина со зловещими усами — их отец, вожак племени, — пояснил Диего медленнее, мечтательно, зачарованно. Даже не поворачиваясь, Джинни поняла, что он не может оторвать взгляда от цыганки.
Все четверо присоединились к кругу зрителей. Стив, рассеянно обняв Джинни за плечи, уставился на танцующих, в уголках рта играла странная полуулыбка.
О, если бы она могла так танцевать! Эта женщина олицетворяла всех женщин в мире — она издевалась и манила, выказывала страсть и холодность, приближалась к партнеру так, что полная грудь задевала сорочку, но тут же поворачивалась спиной. Играла с ним, предлагала себя и через миг отстранялась; иногда зубы блестели в улыбке, словно жемчуг, но временами она принимала высокомерный, неприступный вид.
Танец приближался к мучительно-страстному завершению — женщина наклонилась к любовнику, подняв лицо, обвив руками его шею… лишь на мгновение, и тут же ускользнула.
Мужчина отступил, растаяв в темноте, и девушка снова начала танцевать одна, зазывая, » улыбаясь всем мужчинам.
Музыканты заиграли медленнее, жалобнее — девушка, казалось, без всякого стыда предлагала себя. Кастаньеты молчали, тело извивалось, словно ветка на ветру. Руки на миг запутались в волосах, и сияющая темная масса неожиданно рухнула на плечи. В руках оказалась роза, и, когда музыка резко смолкла, цветок с силой полетел в лицо Стива.
«Это просто смехотворно, — подумала Джинни несколько минут спустя. — Сколько женщин было в его прошлом… и сколько еще появится?»
Она не знала только, чего больше в ее душе — ярости или изумления.
Толпа мгновенно притихла, расступилась перед девушкой, решительными шагами направлявшейся к Стиву. На какое-то мгновение Джинни даже испугалась, что эта дикарка выкинет что-нибудь безумное. Она почувствовала, как Стив снял руку с ее плеч — каким-то образом роза оказалась в его пальцах, а сам он… широко улыбался. Как хорошо Джинни знала эти издевательские шутливые нотки в голосе, но на этот раз с непонятным раздражением поняла, что они звучат для другой.
— Ты танцуешь прекрасно, как всегда, Консепсьон! И все такая же красавица! Но где твой муж?
Глаза девушки превратились в узкие злобные щелки, как у разъяренной кошки.
— Ха! А ты, мой галантный кабальеро? С каких пор беспокоишься о таких пустяках, как муж, когда являешься к друзьям? Муж! — презрительно выплюнула она. — Прекрасно знаешь, что я вышла за него только тебе назло… ты… ты… — И тут девушка разразилась потоком таких грязных ругательств, что уши Джинни загорелись, а Диего разразился смехом. Но, продолжая обличать Стива, Консепсьон, вскинув руки, прижалась к нему, отыскала губами его губы. И Стив ответил на поцелуй, и еще как!
Джинни, кипя гневом, который едва удавалось сдержать, сжала кулаки и, должно быть, все-таки издала какой-то звук или шевельнулась, потому что Диего тут же прошептал, что она должна понять… Эстебан знает Консепсьон с детства… они просто старые друзья…
— О да, — прошипела Джинни. — Я вижу! Он целует ее вот уже две минуты! Вы что, за дурочку меня принимаете?
Она повернулась к несчастному Диего, резанув его взглядом, словно кинжалом:
