Мари-Бернадетт Дюпюи - Ангелочек. Дыхание утренней зари
– Не хочу вас шокировать, но я неверующий и сам решаю, каким правилам подчиняться. За изнасилование тоже следует жестоко наказывать, но сплошь и рядом этого не происходит. Что касается законов, Виктор, то неужели вы верите, что недоумки, осквернившие наш дом и разбившие окна диспансера, их соблюдают? Они следовали за зачинщиком, вероятно, пламенным защитником нравственности, которому не терпелось втоптать имя моей жены в грязь! А вы с высоты своей буржуазной морали, вы заставите Розетту еще больше страдать, вычеркнув ее из своей жизни! Ее, которой пришлось столько пережить…
– Мне очень тяжело, мсье, но разве у меня есть выбор?
– Конечно! Я знаю, что Розетта поведала вам свою трагическую историю, и, невзирая ни на что, вы пообещали взять ее в жены и заверили в своей любви. Так идите до конца! Исполните свое обещание! Кто сделал ей ребенка, которого она носила против своей воли и так ненавидела свое состояние, что попыталась себя умертвить? Я предпочитаю не произносить эту мерзость вслух, думаю, вы и сами знаете.
– Отец? Она забеременела от отца? Если так, почему она не сказала мне всей правды?
– Во-первых, потому что мы строго хранили этот секрет во избежание того, что сейчас происходит. Анжелина взяла с нас слово, так как многим рисковала. К примеру, оказаться на скамье подсудимых. Но худшее, что может случиться с моей супругой, – ей запретят практиковать. Розетта не могла ее предать, мне кажется, это понятно. Еще есть такое понятие, как девичья стыдливость…
– И теперь это будет обсуждать весь город! Простите меня, мсье, но даже теперь, когда я лучше понимаю подоплеку этого дела, я больше не представляю свое будущее с Розеттой! Прошу, скажите ей об этом!
Луиджи решил: хватит с него неприятных поручений! Он и без того уже упрекал себя за то, что стал участником этой мрачной истории с абортом, ведь это он уговаривал Анжелину, даже настаивал. Стыдился он и своего поведения по возвращении из паломничества, и страха перед отцовством, и упорного желания помешать своей красавице супруге следовать по жизни своим путем – трудным и хлопотным путем повитухи. Как и для Леоноры, для него настал час раскаяния и осознания в полной мере добродетелей жены и ее преданности своему делу.
– Понимаете ли вы, Виктор, что вы возносите добрейшее и нежнейшее существо на алтарь принципов, благопристойности и всех остальных глупостей? Я ничего не стану говорить Розетте. Вы можете вместе со мной сегодня ее навестить и сказать ей все это в лицо. Но если вам недостает смелости, напишите записку, я передам.
Бронзовый церковный колокол ударил десять раз. Некоторое время мужчины стояли молча, вслушиваясь в отголоски перезвона.
– Я так радовался, предвкушая встречу! – явно рассчитывая на сочувствие, сказал Виктор, когда во двор вернулась тишина. – Я получил продолжительный отпуск. Мечтал, как мы будем вместе с Розеттой гулять по городу, хотел пригласить ее на обед к родителям. Теперь мне придется снова надеть солдатскую форму и вернуться в казарму!
Луиджи развел руками, и этот жест выдал крайнюю степень его нервозности. Он пересек двор и вошел в конюшню, не заботясь, что подумает о нем собеседник.
– У меня есть дела в конюшне! – крикнул он в сторону двери.
– Мсье де Беснак, подождите! Я могу помыть ворота! Где мне взять ведро? Воды я наберу в чаше фонтана.
– Не нужно! – отозвался Луиджи. – Пусть злопыхатели порадуются, видя, что грязную работу за них кто-то уже сделал!
– Давайте сотрем хотя бы эти бесчестящие вас надписи!
Виктор вошел в конюшню и остановился возле стойла. Брови юноши были нахмурены, взгляд устремлен в пустоту.
– В суде отец узнал кое-что, не известное широкой публике. Похоже, судья Пенсон намеревается отправить Розетту за океан, где ее отдадут замуж за какого-нибудь бывшего каторжанина, а ныне колониста. Это правда? Разве можно обойтись с женщиной так гнусно?
– Боюсь, правда. Прошу меня извинить, мой славный юноша, но, если вы ищете ободрения и поддержки, вы обратились не по адресу!
Луиджи положил в кормушку Бланки охапку сена. Его сладкий запах напоминал о лете, скошенной траве на лугах, танце бабочек. Он закрыл глаза на несколько секунд, и этого хватило, чтобы прочитать короткую молитву: «Господи, сделай так, чтобы это был конец лета и мы с Анжелиной лежали на траве, на лугу! И чтобы я мог прижаться щекой к ее круглому животу, а потом поцеловал бы жену и обожал бы ее до конца моих дней!»
– Что ж, тогда мне остается только молиться за Розетту. До встречи, мсье де Беснак! – прошептал расстроенный Виктор.
– Не называйте меня так! Достаточно имени. Еще года два-три назад я был скитальцем, бродячим котом. Спал под открытым небом, голодал. Наследство и дворянская частица «де» при фамилии – все это свалилось мне на голову неожиданно. Так вот, Виктор, сейчас с вами говорит бывший странник, а не богатый аристократ. Если есть хоть один шанс вытащить мою жену и вашу невесту из беды, прошу, повремените с тем, чтобы превращать нежное сердечко Розетты в пепел. Любовь должна перебороть все.
Кто-то кашлянул у них за спиной. Оба оглянулись и увидели стоящего на пороге конюшни почтальона по имени Полен.
– Здравствуйте, господа! – произнес он, запинаясь. – Руки бы поотрывать тем, кто испачкал вам ворота! Если моя теща и Фаншона это увидят, они очень расстроятся!
– Наши сограждане всегда рады обличить и наказать паршивую овцу, затесавшуюся в их ряды. Кстати, об овцах… Я совсем забыл, что останки несчастного создания, чьей кровью эти негодяи испачкали ворота, до сих пор лежат на огороде Анжелины.
Луиджи перевел дух, чтобы совладать с гневом. Ему хотелось сорваться с места и бежать в город, чтобы оправдать перед толпой свою жену и Розетту.
– Только ума не приложу, кто осмелился опубликовать эти грязные сплетни? «Повитуха Лубе – сама порядочность и сострадание!» – так говорила моя Фаншона вчера вечером. Это не может быть правдой – то, о чем говорят и пишут в газете, верно? Хотя, скажу честно, разговоров в субботу, когда вашу жену арестовали, в городе было много…
– Славный мой Полен, скоро в Сен-Жироне состоится суд, – сказал на это бывший странник. – И тогда вы получите ответы на все свои вопросы.
– Суд? – удивился почтальон. – Я как раз принес вам повестку от судьи Пенсона. Наверное, хочет с вами переговорить.
Полен передал Луиджи бумагу и удалился. Виктор Пикемаль последовал его примеру, ни слова не сказав в ответ на пламенную тираду Луиджи о всепобеждающей силе любви.
– Бедная Розетта! – прошептал тот.
Он запер ворота на ключ и, пошатываясь от усталости, вошел в диспансер. На выложенном плиткой полу валялись булыжники и осколки стекла. Несмотря на яркий утренний свет, комната показалась ему зловещей. Наверное, потому, что в ней не было Анжелины с ее грациозной фигуркой, огненной шевелюрой, личиком феи и гармоничными движениями.
