Мари-Бернадетт Дюпюи - Ангелочек. Дыхание утренней зари
Луиджи мучила бессонница. Горе Жерсанды и Октавии, собственные страхи и вспышки гнева терзали его, и все же он старался не терять веры в будущее. Но оказалось, что у дома на улице Мобек его ждет новое потрясение. Потемневшие от дождя и снега деревянные ворота были исчерканы ярко-красными полосами. Поверх одной полосы кто-то написал мелом: «Смерть делательнице ангелов!»
– Кто посмел это сделать? – вскричал он, белея от гнева.
Бланка ответила на его крик пронзительным ржанием, потом ударила копытом в боковую перегородку. Наверное, вандалы своим буйством напугали животное. Луиджи поспешно повернул ключ в замке, вошел во двор и запер за собой ворота. Яростный вопль сорвался с его губ, едва его взгляд остановился на окнах диспансера. Стекла разбиты, застекленная дверь обильно испачкана кровью и мочой. На плите перекрытия, над самой дверью, было написано углем: «Повитуху Лубе на каторгу!»
– Свиньи! Мерзавцы! – пробормотал он сквозь зубы, не помня себя от возмущения.
Вдруг он сорвался с места и побежал к конюшне. Но, к его огромному облегчению, Бланка не стала жертвой разъяренной толпы.
– Будь проклят этот писака! – пробормотал он, прижимаясь лбом к шее лошади.
Ежедневная местная газетенка на первой полосе опубликовала статью о расследовании дела повитухи Лубе – «аморальной особы, промышляющей абортами, которая использовала свои женские чары, чтобы стать женой аристократа». По мнению ее автора, Анжелина обогатилась, выжимая последние су из женщин, желающих избавиться от плодов адюльтера. Розетта удостоилась даже большего количества оскорблений, чем красавица повитуха, не брезгующая абортами. В довершение всего девушку объявляли пособницей преступницы и сообщали, что обе предстанут перед судом присяжных в Фуа.
– Кто рассказал газетчикам весь этот вздор? – возмущалась Жерсанда.
Луиджи снова задался этим вопросом, радуясь про себя, что Анжелина и Розетта в безопасности в своей камере. По крайней мере, там никто не сможет им навредить.
– И это только начало! – сказал он себе.
Сердце его сжалось от тревоги. Кровь и угрозы на стенах можно легко стереть, но что, если вандалы возьмутся за его мать, которую в городе многие не любили за ее экстравагантность и приверженность протестантизму? Огюстен Лубе тоже мог стать жертвой «праведного гнева» горожан.
Луиджи вышел из конюшни. Все в мощенном камнем дворе напоминало ему о жене: буйно цветущий куст желтых роз, цинковая лейка под сливой и соломенная шляпка на крючке, прибитом к стене дровяного сарайчика. Эту шляпку Анжелина надевала в солнечные дни, когда выходила посидеть на низкой каменной стене старой крепости, откуда открывался чудесный вид на окрестности. Когда взгляд его упал на небольшой участок возделанной земли, окруженный заборчиком из досок, он охнул. Посреди огорода лежал труп старой овцы с перерезанным горлом и вспоротым животом. Наверняка его оставили вандалы.
– Мерзавцы! – повторил он. – Зарезали бедное животное, только чтобы измазать кровью дверь диспансера и ворота!
Он закрыл глаза и вспомнил, как это было два года назад в Бьере, как его держали жандармы, защищая от беснующейся толпы поселян.
«Несколько слов, правдивых или нет, – и эти славные люди, поборники морали, превращаются в диких зверей, – подумал он. – Хватаются за вилы и серпы и идут наводить порядок! Послание, которое оставлено нам, весьма красноречиво. Кровь, беспорядок… Это ужасно!»
Бывший странник усмехнулся. Ведь это Анжелина тогда донесла на него в жандармерию Масса, будучи уверена, что он и есть убийца. «И она верила, что поступает правильно, как и те, кто приходил сегодня к нашему дому! Они считают ее преступницей, даже не разобравшись, в чем суть дела!»
Он пнул камень и решил заглянуть в кухню. Странно, но вандалы оставили чистым фасад дома. Луиджи поднялся по лестнице в спальню. Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не поддаться терзающим сердце воспоминаниям. «Мы были счастливы, так счастливы, идя по дороге Святого Иакова рука об руку! – вспомнил он. – И в этой комнате, на этой кровати…»
Анжелина попросила его принести кое-какие вещи: чистое белье, шали и несколько платьев. Он постарался ничего не перепутать и взять одежду нужного размера и расцветки. Еще он прихватил несколько носовых платков и кусочек туалетного мыла. Все вещи он увязал в большой платок.
– Неужели кто-то звонит у ворот? – удивился он.
Ожидая увидеть нечто для себя неприятное, Луиджи выглянул в едва прикрытое ставнями окно. Юношу с озабоченным лицом, шагающего взад и вперед перед оградой, он узнал сразу.
– Виктор Пикемаль! Только его и не хватало!
Он был не рад гостю, но все же чувствовал себя обязанным проявить внимание к жениху Розетты.
– Спускаюсь! – крикнул он, но в окно выглядывать не стал.
Через пару минут он уже открывал ворота.
– Здравствуйте, мсье де Беснак! – проговорил Виктор негромко. – Святые Небеса, что все это значит?
– Вы спрашиваете меня о состоянии ворот или же об участи моей жены и Розетты?
– И то и другое… Вчера у родителей я прочел статью в газете. Я глазам своим не поверил!
Виктору Пикемалю, красивому юноше с черными, коротко остриженными волосами, было всего двадцать. Анжелина спасла его старшую сестру от верной смерти, и вот однажды, когда он отвозил повитуху на улицу Мобек, они с Розеттой познакомились. В то время нога у Розетты была в гипсе – результат неудачной попытки самоубийства, – и она часто принимала гостя с книгой в руках, гордая тем, что имеет возможность учиться. Они полюбили друг друга, и Розетта официально была представлена семье своего поклонника в день бракосочетания Анжелины и Луиджи.
– Господи, какой кошмар! – в отчаянии проговорил Виктор. – Мои родители всегда так восхищались Анжелиной! Говорили, что обязаны ей спасением жизни моей старшей сестры Денизы и ее малыша. Крошке Альберу скоро годик, и он такой славный!
Голос юноши сорвался от волнения. Он с трудом выдерживал взгляд темных глаз де Беснака.
– Хочу сказать, Дениза наотрез отказывается верить тому, что написано в газете! Мсье де Беснак, скажите, это правда? Розетте сделали… Она пережила эту ужасную операцию?
– Да! – безжалостно отрезал Луиджи. – К чему отрицать?
– И правда, к чему… Естественно, о помолвке теперь не может быть и речи. Думаю, вы меня понимаете. Разве надевают кольцо на палец девушке, которая проведет ближайшие несколько лет в тюрьме? Но даже если бы она и осталась на свободе, моя семья никогда бы не дала согласия на наш брак. Мой отец – судебный исполнитель, и он разбирается в законах. Аборт – серьезное преступление, противное воле Господа и порицаемое людьми с древнейших времен, независимо от вероисповедания и национальности.
