Меган Маккинни - Часы любви
До самых последних мгновений.
Вытерев слезы, Равенна отыскала во тьме на ощупь черную шаль. Погруженная в думы, она не заметила, как пришел вечер, и теперь девушка не знала, поздно уже или ночь только что началась. До замка идти далеко, но она тем не менее отправится туда – невзирая на неподходящий час. Надо поговорить. Между ними оставалось многое, препятствия были почти непреодолимы – и ее гнев и его злоупотребления собственной властью и силой, – но теперь она знала, что любит Тревельяна. Но зачем приносить себя в жертву, не позволит она и распоряжаться собой, но она любит его и сердцем чувствует, что ему хотелось бы это услышать.
* * *Часы пробили двенадцать раз. Гривс и слуги давно отправились спать. Раненый и почерневший от сажи замок Тревельяна притих – словно прислушивался к ночной тишине.
Но в одной из комнат замка еще горела одинокая свеча. В башне бодрствовал человек, задумчиво сидевший в старом кресле с бокалом в руке.
Тревельян уставился на противоположное кресло, дразнящее его своей новизной. В памяти его возник милый образ: черные волосы рассыпались по руке, губы чуть раздвинулись во сне. Она была рождена для того, чтобы сидеть здесь. Кресло было изготовлено для нее. Несправедливое отсутствие в замке Равенны сделалось уже совершенно непереносимым.
Ему мучительно хотелось протянуть руку, провести по гладкой обивке, хотя бы пытаясь уловить остатки тепла женщины, которая прежде сидела в нем. Но Ниалл не шевельнулся: он знал, что лишь холод ответит его пальцам… Пустое кресло, гладкая кожа.
И в мыслях его мрак мешался с отчаянием.
Скрип двери должен был заставить его повернуть голову. Какие могут быть гости в столь поздний час? Даже Гривс не стал бы беспокоить его, уединившегося в собственных апартаментах, если свеча горит до самого утра, но Тревельян не стал оглядываться. Шаги эти не настолько интересовали его, чтобы он решил отреагировать на появление незваного гостя. Только когда тот замер на месте, Тревельян изволил сказать:
– Что так долго? Слуги не давали пройти наверх? Признаюсь, я ждал тебя раньше.
– С подобными делами не стоит торопиться. Тревельян наконец поднял голову и насмешливо улыбнулся одними губами.
– Ну вот, наконец ты нашел меня. Наконец. – Глаза его сверкали бешенством. – Явился, чтобы убить меня, Маккумхал?
Малахия стал перед очагом. В руке его был пистолет.
– Да, – шепнул молодой человек, приставляя дуло к виску Тревельяна.
– А где остальные? Внизу? Ищут подходящую ветку?
– Идем вниз. Вы знаете, что нам нужно. Выполните наши требования.
– Я не освобожу О'Молли.
– От этого зависит ваша жизнь. – В голосе Малахии слышалась истерия.
Зловещий взгляд Тревельяна был полон презрения – и к пистолету, и к тому, кто держал его.
– Ты стоишь передо мной, Маккумхал, стараясь изобразить из себя храбреца, но ты не из таких. Ты – трус. Твои руки трясутся. И на лице твоем нет и доли той убежденности, которую я видел на лице О'Молли.
Тревельян встал.
Малахия почти против воли вынужден был отступить.
– Я пришел затем, чтобы мы спустились к Шону или отправились прямо к дубу. Выбирайте. Ребята у дуба уже теряют терпение.
Взгляд молодого человека ожесточился. Ниалл расхохотался. Пронзив Малахию взглядом, он заставил юношу отступить.
– Скажи мне, Маккумхал, – начал Ниалл, обойдя свое кресло. – Я хочу знать: ты заодно со смутьянами или нет? – Тревельян ударил себя кулаком в грудь. – Объясни мне, что-нибудь обжигает твое сердце?
– Обжигает, проклятый лорд, ох, обжигает. У меня папашу застрелили ради таких как ты. – Он оглядел роскошную комнату, столь роскошную и чуждую его миру. – Вы со своей родней отобрали у нас все. У нас ничего не осталось.
– Так чего ради ты явился сюда на самом деле, Маккумхал? Ради Шона или потому, что бунтовщики послали… а может быть, из личного интереса?
– Из личного, – объявил Маккумхал с ненавистью в глазах. И добавил: – Из-за нее.
– Ага, вот, наконец, я и услышал правду.
– По какому праву ты отобрал ее у меня? – выкрикнул Малахия. – Она из наших, из простых, она для меня. А ты приманил ее к себе.
– И теперь тебе не терпится услышать, что я не отпущу Шона О'Молли. Ждешь, когда они повесят меня. Думаешь, что тогда сумеешь вернуть ее.
– Да, да, – прошептал Малахия с исказившимся от боли лицом.
– Только я не скажу тебе, где искать О'Молли. Я не намерен выдавать его. Он – преступник, такой же, как и ты. И должен ответить за свои дела.
– Ты, милорд, – проклятый дурак.
– Это все-таки лучше, чем быть бестолковым преступником. Ты, Маккумхал, годишься лишь для того, чтобы посылать тебя за смертью.
В ярости Малахия бросился к Тревельяну. Он вновь приложил пистолет к виску графа, но, к его удивлению, тот не дрогнул. Казалось, граф был рад прикосновению дула.
– Давай же. Стреляй. Это ведь твое сокровенное желание, ты всегда мечтал об этом, – поддразнил молодого человека Ниалл.
– Ты обезумел. Я же держу пистолет возле твоей головы… Или ты ничего не видишь? – воскликнул Малахия, на веснушчатом лбу которого выступили капельки пота.
– Вижу, – прошептал Тревельян, даже не моргнув.
– Так ты хочешь, чтобы я разбрызгал твои мозги?
– Нет, я хочу, чтобы ты и те парни, которые внизу, оставили меня в покое.
– Оставим, только отдай О'Молли. Говори, где искать его?
– Не скажу. Что еще тебе нужно? Тебе нужна моя земля? Она ничего не стоит. Мой замок? Вы уже сожгли половину моего дома. Так чего же… Денег? Ее?
– Мне нужно все, Тревельян. Я отберу все, что тебе дорого. – Малахия грубо ткнул дулом пистолета в голову Тревельяна.
Обхватив ствол ладонью, Тревельян оставил его на месте.
– Если ты пришел за всем, что мне дорого, тогда ты глупец, Маккумхал.
Ниалл скрипнул зубами и помрачнел. Резким движением отбросив пистолет в сторону, он оттолкнул Малахию к мраморной каминной доске.
– Неужели ты не понимаешь? – прохрипел он, не обращая внимания на пистолет, который Малахия вновь приставил к его голове. – Неужели еще не ясно? – Он глядел на Малахию, не в силах поверить в то, что тот настолько глуп. – Ты опоздал. У меня ничего не осталось.
Малахия сглотнул.
Оба они застыли на месте.
– Ага, держи его, Малахия! Держи его! – в комнату ворвались еще два бунтовщика с пистолетами в руках. Они обступили Тревельяна, словно вороны, слетевшиеся на добычу. – Освободи Шона О'Молли! Или мы заставим тебя сделать это! – потребовали они.
Ниалл дернулся, почувствовав на себе чужие руки, однако у него явно не было особой охоты сопротивляться. Жизнь давно потеряла для него смысл, можно было даже подумать, что он желает смерти. Тем не менее инстинктам воспротивиться сложно: когда его поволокли из комнаты, Ниалл отчаянно сопротивлялся.
– Отдавай нам Шона О'Молли, иначе тебе смерть, Тревельян, – крикнул кто-то из бунтовщиков и ударил Ниалла по голове.
– Тогда лучше смерть! – рявкнул Тревельян. Ему завязали глаза, связали и подтолкнули к лестнице.
Глава 31
Ночь выдалась холодной, ветер колол словно иглами, но дождь еще медлил за горами Сорра. Со связанными за спиной руками, ничего не видящий из-за повязки на глазах, Тревельян приближался к виселице, устроенной для него на ветке старого дуба. Заржал конь – вне сомнения, украденный из конюшни Тревельяна. Что ж, рассудил Ниалл, висеть, так сброшенным со спины своего собственного жеребца.
– Тащите его сюда! – крикнул кто-то, и Ниалла подняли на коня. – Тревельян! Мы даем тебе последнюю возможность отдать нам Шона О'Молли. Скажи нам, где он, и мы помилуем тебя.
Ниалл ничего не ответил. Он не сопротивлялся, когда на его шею накинули петлю из колючей пеньки; он не молил о пощаде… Казалось, он задумался о том, что ждет его на другой стороне.
– Не могу сказать, что я разочарован, Тревельян, – услыхал он голос Малахии, доносившийся откуда-то сбоку. – Теперь у тебя ничего нет. Как и у всех нас.
– Завидуй тому, чем я обладаю, Маккумхал, и знай, что я охотно все отдал бы тебе.
– Ты хочешь отомстить мне, милорд? – фыркнул Малахия. – Отлично придумано: пожелать мне богатства, земли и замков.
– Да, я отдал бы все за то, что досталось тебе.
Юноша с пренебрежением спросил:
– И что же это такое?
– То, что она отдала тебе… – Тревельян умолк, а потом с горечью бросил… – Одна-единственная искренняя улыбка, одно мгновение беззаботной дружбы. Я бы все отдал за это.
Ниалл почувствовал, как кто-то прикоснулся к коню. Ветер заставлял животное нервничать, и кто-то взял его под уздцы.
– Я люблю ее и хочу, чтобы она вернулась, – проговорил Малахия сдавленным голосом.
Ниалл повернул к нему голову и властным, полным достоинства голосом произнес:
– Ты любишь ее, Маккумхал? Но пойдешь ли ты на смерть ради нее?
Малахия не ответил.
Ниалл цинично расхохотался.
– Трус.
– Будь ты проклят, Тревельян, – прошипел Малахия. – Если хочешь, люби ее после смерти, но в то, чтобы ты любил ее при жизни, я не поверю. Разве может найтись в гнусных сердцах Верхов место для любви?
