Дженнифер Блейк - Лесной рыцарь
Невыносимо было думать об этом. Да и вообще ни о чем. Ветер свистел в щелях двери, представлявшей собой просто камышовую циновку. Листья камыша шевелились, как бы шепчась друг с другом. Элиз повыше натянула одеяло, укрывшись с головой, и попыталась уснуть.
Ее разбудил шум ветра. Из отдаленного тихого завывания он преэратился во что-то близкое, коснулся ее лица и волос, с которых во сне сползло одеяло. На какое-то мгновение ей показалось, что легкую дверь сдуло, потому что она увидела перед собой четырехугольник серой темноты. Мурашки побежали у нее по телу. В хижине кто-то был, кто-то стоял над ней!
Приглядевшись, Элиз увидела силуэт человека. Она вскрикнула и попыталась вскочить, но в ту же секунду сильные руки схватили ее — одна рука зажимала ей рот, другая вцепилась в плечо. Элиз вонзила ногти в его запястье, услышала тихое проклятие, а затем он навалился на нее всем телом, не давая ей шевельнуться.
Эти руки, этот слабый мужской запах были ей знакомы. У нее перехватило дыхание, дико и неровно забилось сердце.
— Я не причиню тебе вреда, — сказал Рено.
Не успела Элиз прийти в себя, как он поднялся, одну руку подсунул ей под колени, другой обхватил плечи, одним движением поднял на руки. Элиз машинально обняла его за шею, и Рено вышел из хижины в темную холодную ночь.
— Что ты делаешь? Как ты… — начала Элиз.
— Не сейчас, — сказал Рено коротко и твердо.
Он был среди врагов. Если бы его обнаружили, то убили бы сразу же или чуть позже, причем перемирие не имело никакого значения.
— Опусти меня, я могу идти сама, — прошептала Элиз.
Он не обратил внимания на ее слова. С некоторым опозданием Элиз отметила, что даже с ней на руках он идет совершенно бесшумно и очень быстро — она бы так не смогла.
Глаза Рено пронзали темноту в поисках опасности, он внимательно прислушивался. За себя он не боялся, но не хотел, чтобы Элиз стали считать предательницей — он уже достаточно сделал в этом направлении и не хотел усугублять положение. Разумеется, если их поймают, он скажет, что выкрал ее, и это не будет ложью. Собственно говоря, ее послушание было для него неожиданным, он бы не удивился, если бы она начала брыкаться и вопить.
Элиз была достаточно легкой, но мягкая упругость ее бедер и груди, прикосновение шелковистого водопада ее волос к его руке — все это отвлекало Рено. Может быть, лучше позволить ей идти самой? Но нет, тогда могут увидеть, что она не сопротивляется. Он попробует защитить ее, как сможет, — это единственное, что в его силах.
Рено тенью проскользнул мимо жилищ других женщин, мимо хижин чокто и затаился в тени большого дуба, дожидаясь, когда часовой отойдет достаточно далеко. Брезентовые палатки французов смутно виднелись в темноте, а перед командным постом неярким красным огнем светились угли в затухающем костре. Убедившись, что вокруг все спокойно, Рено бесшумной походкой прошел мимо лагеря и, не отпуская Элиз, направился к реке.
Как всякая водная поверхность в темноте, Миссисипи, казалось, собирает и отражает малейший просвет в небесах, становясь от этого светлее. Силуэтами на фоне воды выступали тени большой пироги у берега с каким-то узлом на корме и человека, стоявшего рядом с лодкой. Это был Пьер.
— Боже, мой друг, я думал, ты уже не вернешься! — воскликнул он, когда Рено подошел ближе. — Элиз с тобой?
— Как видишь. Пойдем.
Узел на корме пироги неожиданно зашевелился. Когда Рено опустил Элиз на землю, она присмотрелась внимательнее и узнала Маленькую Перепелку.
Элиз удивленно взглянула на Рено:
— Куда мы плывем?
— Если помнишь, у нас с тобой была договоренность: я должен отвезти тебя в форт Сан-Жан-Баптист.
Его холодный тон остудил ее, но она упорствовала:
— А как же начезы? Ведь ты их военный вождь!
— Начезы ушли.
— Что?!
— Ушли под покровом ночи со всем своим скарбом: посудой, ведрами, поросятами. Начезы хотят одного — жить в мире, поэтому они покинули эти места, где прожили многие годы, и направились на запад от Миссисипи. Больше они не будут воевать, поэтому военный вождь им не нужен.
Элиз сглотнула.
— Это потому, что я увела пленных из форта и начезам стало нечего обменивать?
— Это потому, что они не доверяют французам.
— В этом они правы, — сказала она, отворачиваясь.
— Ничего удивительного: французы тридцать с лишним лет нарушали свои обещания.
— Рено! — позвал Пьер, уже успевший прыгнуть в пирогу.
— Да, — ответил тот и искоса взглянул на Элиз. — Так ты плывешь с нами или же мне вернуть тебя?
— Зачем ты забрал меня у них, если теперь собираешься доставить в форт Сан-Жан-Баптист?
— Я держу свое слово и, кроме того… Я видел тебя вчера в руках у чокто — ты ходила по их лагерю, словно пленница. Мне это не понравилось. Конечно, со временем они договорятся с французами о выкупе, но на это могут уйти недели.
Элиз поразили его слова, однако время было неподходящее для споров. Она ничего не ответила и позволила ему вновь взять ее на руки, чтобы усадить на меховую подстилку. Рено оттолкнул тяжелую лодку от берега, вскочил на корму и стал работать веслом.
Элиз была благодарна ему. Сама она ни за что не решилась бы бежать от чокто: чувство долга, ответственность перед остальными женщинами сковывали ее, хотя она прекрасно понимала, что ничем не может им помочь. Элиз хотела уехать и очень обрадовалась, увидев пирогу, узнав, что у нее впереди много дней с Рено. Интересно, догадывается ли он о ее благодарности? Ведь она так часто совершала ошибки, не всегда могла с собой справиться… Как бы то ни было, теперь Элиз испытывала облегчение, что уже не надо пытаться ничего делать. Она сидела в лодке, подперев голову руками, и смотрела на берег.
Они плыли быстро и на рассвете были уже далеко. Яркие лучи солнца заскользили по воде, пронизывая клубящийся над ней туман. Рено и Пьер без устали гребли.
Вода в реке поднялась от недавних дождей и тающего снега в верховьях Миссисипи. Течение было быстрое, оно несло с собой много ила, кусков коры, листьев и даже стволы вырванных с корнем деревьев. Туман собирался каплями на одежде, ветер был холодный, поэтому все были рады солнцу.
Элиз наблюдала за Рено и поражалась, как он выдерживает такой темп. Его выносливость казалась ей нечеловеческой — так же, как в те уже ставшие далекими дни, которые последовали за резней. Его молчаливость и замкнутость усиливали это впечатление. Ее мучила потребность объясниться, разрушить возникшую между ними стену, однако она не могла заставить себя начать говорить с ним в присутствии Пьера и Маленькой Перепелки. Дело это слишком личное, хотя она была уверена, что их друзья поведут себя с величайшей деликатностью.
